Как раз этого он не мог ей предложить.
– У меня немного вещей. – Нужно сложить их и уйти.
Полли повернулась к нему, одной рукой она крутила волосы, собранные в хвост, другой теребила край потертых шортов.
– Гейб, простите, – сказала она.
– Нет, я должен извиниться перед вами. – Он прикрыл глаза. – Я был резок и несправедлив.
– Вы были правы. – Она вздохнула. – Вы сказали мне неприятную правду. Я не хотела слышать этого о себе, даже допускать не хотела. Но правда не перестает быть правдой, – усмехнулась она. – Видно, нас с вами это не останавливает. Мы говорим то, что думаем, и будь что будет. Я раньше никогда и ни с кем не была такой честной.
– И я тоже.
Она направилась на кухню.
– Хотите кофе?
Выпить кофе? Может, это просто знак примирения и ничего больше?
– У вас без кофеина?
– Беременность творит с женщиной странные вещи. Я пью кофе без кофеина, и у меня целый набор отвратительных травяных чаев, – усмехнулась она.
– Я мог бы приготовить вам смузи, – предложил он и рассмеялся, увидев ужас в ее глазах.
Напряжение пропало.
– Шпинат, свекла и жуткие семена? Я беременная, но не выжившая из ума. – Полли занялась кофеваркой, а Гейб облокотился на кухонный стол, наблюдая за ней.
Полли поставила перед ним дымящуюся чашку с кофе.
– Гейб… Я действительно очень вам благодарна. За все.
Он дернул плечом.
– Я был здесь. Любой сделал бы то же самое.
– Возможно, но вы помогали не один раз. Вы же не обязаны это делать.
Полли подвинула стул и села.
– Я последнее время много думала. О том, чего я хочу от жизни. Наверное, это из-за беременности, но дело не только в этом. Это вы заставили меня задуматься. О том, что я за человек, какой родительницей я хочу быть. Моя работа в «Рафферти» невероятно много для меня значит, но одной работы недостаточно. Я не хочу превратиться в женский вариант деда и поставить бизнес выше семьи, выше счастья. У меня будет ребенок. – Глаза Полли засияли. – И я хочу, чтобы у этого ребенка была семья. По-моему, глубоко в душе я всегда хотела иметь такую семью, как ваша. Смешно, правда? Вот вы считаете, что ваших родных слишком много.
– Обменяемся?
– Хоть сию минуту. Но не могу создать себе ни родителей, ни отца моему ребенку, но я хочу, чтобы он или она рос в любви, радости и был защищен. Клара и Рафф помогут мне, если я им разрешу. А я разрешу. Мне нужно начать это делать… допускать людей до себя. Поэтому спасибо вам. За то, что помогли мне это осознать.
– Не стоит благодарности, – выдавил он.
Полли улыбнулась ему, но улыбка получилась грустной.
– Я очень надеюсь, что вы найдете то, что ищете, – сказала она.
– Мне многого не нужно. Еще год прожить здоровым? Достигнуть еще одну цель? – ответил Гейб.
– Мне хотелось бы помочь вам, как вы помогли мне. Гейб, вы мне нравитесь. – У нее порозовели щеки.
А Гейб хотел сказать, что она уже помогла ему. Потому что рядом с ней он наконец выпустил на волю воспоминания, которые надолго запер в душе.
Надо сказать ей, что она тоже ему очень нравится. Что он ночью лежит без сна и переживает каждое мгновение того поцелуя, кожа у него горит в тех местах, где она касалась его.
Но он не знал, как сказать.
Полли тяжело выдохнула:
– Я не знаю, что такое любовь. Но мне кажется, что мы с вами близкие люди. Во всяком случае, вы мне близки. У меня такого ни с кем не было. Но я должна думать о ребенке. Сейчас ребенок на первом месте, и я ради него должна быть сильной.
Она взяла Гейба за руку. Он сжал ей ладонь, а она поднесла его руку к губам и поцеловала.
– Я верю, что есть на свете кто-то, кто покажет вам, что жизнь не постоянный вызов или цель, а благословение. – Полли зажмурилась, чтобы скрыть слезы. – Я должна признать, что немного ревную вас к этой неизвестной. – Она произнесла это так тихо, что Гейб едва расслышал ее слова. – Может, вы справитесь самостоятельно. Вы сильный. Вы справитесь и с тяжестью, которую носите, и с незаслуженным чувством вины.
– Со мной все в порядке. – Он вымученно улыбнулся. – Мне не нужно ничего менять.
Итак, все честно. А он… полностью раздавлен.
Дышать. Дышать. Дышать. Нелегко тренироваться для альпийского триатлона в таком деловом городе, как Лондон. Сначала у него был заплыв в озере, затем девяносто километров на велосипеде, а после этого марафонский бег.
Он хочет пройти путь в горах Тироля со временем победителя.
Гейб остановился и, прислонившись к дереву, глотнул воды. Да… физическая форма утрачивается, и даже десятикилометровая пробежка дается непросто. Надо вернуть ритм бега, снова достичь того блаженного состояния, когда чувствуешь только стук ног и биение сердца. Вместо этого он бежал под аккомпанемент голоса Полли, печального, покорного, смирившегося с поражением.
«Вы мне нравитесь».
А что сказал он? Ничего.
«Мне хотелось бы помочь вам, как вы помогли мне».
Ну разумеется, она хочет помочь. Она же все доводит до конца. Полли Рафферти не любит оставлять нерешенной задачу, она должна поставить галочку в списке необходимых дел. Она хотела бы, чтобы он смирился со своей семьей, распрощался с прошлым. А она была бы счастлива, потому что хотела для него именно этого.
Жаль, что жизнь не так проста.
Гейб вытер пот со лба и увеличил темп. Зачем ему счастье? Он его не заслужил.
Но она заслужила.
Она заслужила волшебную сказку. Париж у ее ног – вот что она заслужила.
Он надеялся, что она встретит кого-нибудь, кто поймет это.
Мысль эхом отдалась в мозгу, эхо звучало все громче и громче.
Встретит кого-нибудь…
Живот свело, и Гейб резко остановился и согнулся, вдавив руку в бок, чтобы снять спазм.
О, как же он хотел стать альтруистом. Но он не представлял, что пережил бы, наблюдая, как она смеется с другим мужчиной, обсуждает с ним автомобили, показывает винтажные рисунки.
Целуется с другим мужчиной.
Воспитывает ребенка с другим мужчиной.
Кто-то другой появится. Несомненно. А он? Он будет спокойно наблюдать?
Гейб выпрямился. Он не замечал людей, обходящих его.
Он не позволит никому к ней приблизиться!
«Вы мне нравитесь», – сказала она. А он не сказал ей, что она ему тоже нравится.
Пора это сказать.
Полли улыбнулась своей помощнице со словами: – Доброе утро, Рейчел.