Бабушка Фуа с воодушевлением причмокнула, словно не было для нее ничего слаще, чем воспоминания о приступах дурного настроения.
– А сегодня с утра спустилась я в кухню поглядеть, как там Мичи завтрак готовит, – продолжила старуха. И пояснила: – Она ведь дурочка, жена Маркуло, да еще и жадная! За ней не присмотришь, так и булки сожжет, и масла не положит. И тут приходит Маркуло и снова говорит: вот, дескать, теперь еще и новых хозяев кормить надо. Будем, говорит, теперь для их пропитания работать. И такое меня зло на вас взяло! Ну и стала я зелье варить – такое, чтобы уж наверняка вас проняло. Но вы его есть не стали. Хитрые вы люди, угуландцы! А после завтрака Маркуло и говорит: одного я не пойму – то ли гости у нас бессмертные, то ли бабка совсем из ума выжила. Ясное дело, он меня раззадорил. Только и с ямой дело не выгорело, я уже знаю, что вместо вас туда пьянчужка Пурех свалился. Это я все к тому, чтобы ты понял: сердита я на вас была донельзя! А сейчас ты зашел, а я смотрю: хороший паренек, приветливый и почтительный. Зачем такого убивать? Тем более что уж тебе-то наше имущество точно не достанется.
– Ясно, – кивнул я. – Так, значит, Маркуло…
– А чего Маркуло? – спохватилась старуха.
– Да так, ничего, – улыбнулся я. – Не бери в голову, бабушка. И спасибо за предупреждение. Я уже понял, что с вашей башней лучше не шутить.
– Вот-вот, не надо с нею шутить, – обрадовалась старуха. – То-то и оно, что не шутить. Эк ты хорошо сказал-то, сердце радуется!
Я покинул комнату старухи в твердой уверенности, что первое впечатление меня не подвело. Как окрестил я с самого начала Маркуло «злодеем», так оно и было. То ли он хорошо знал характер своей бабки, то ли и вовсе заворожил ее – в общем, позаботился, чтобы старая ведьма разозлилась на нас несколько больше, чем следует. В результате из бабушки получилось своего рода «оружие массового поражения». Она оказалась неумелой, зато азартной убийцей. И «поэт» Йохтумапп наверняка вырастил ядовитые кусты в наших спальнях не по своей инициативе, а под чутким руководством главы семьи. А уж в том, что Маркуло собственноручно устроил примитивную ловушку, приладил над входной дверью камень, который чуть не угробил Лонли-Локли, сомневаться и вовсе не приходилось – он сам проговорился.
По всему выходило, что Маркуло и есть самый главный «профессор Мориарти» в этом милом семействе. Отсюда сам собой напрашивался вывод, что и Урмаго исчез не без его помощи. Наверняка Маркуло с самого начала подозревал или даже точно знал, что отец завещает дом не ему, а брату, и устранил соперника. Разумеется, он не мог предвидеть, что на сцене появится еще один наследник, сэр Шурф Лонли-Локли, о котором до сих пор в этом доме вообще никто слыхом не слыхивал.
Эту ясную, как летний день, картинку омрачало только поведение Ули. Не укладывалось оно в мою простенькую и понятную гипотезу – хоть плачь! Я не мог поверить, что Ули стала бы покрывать старшего братца, если бы он причинил ее любимцу Урмаго хоть какой-нибудь вред.
Я уютно устроился на ступеньках лестницы, ведущей наверх, в ту самую башню, куда мне не советовала соваться бабушка Фуа. Даже чашку кофе из Щели между Мирами извлек, чтобы мыслительный процесс стал совсем уж приятным занятием. Сделал глоток ароматного крепкого напитка, прислонился затылком к стене, с удовольствием ощутив ее прохладную твердь. И снова принялся думать о прекрасной ведьмочке Ули, ее пропавшем братце Урмаго, злодее Маркуло и других членах этой «семейки Адамс».
Сейчас, когда я остался в одиночестве, Кутыки казались мне не живыми людьми, а забавными персонажами черной комедии. Даже трагическую гибель пьянчуги Пуреха я, хоть убей, не мог воспринимать как реальное событие. Не жизнь, а комикс какой-то.
Немного поразмыслив, я окончательно пришел к некоторым выводам. Умница Ули отлично знала, что случилось с ее братом Урмаго, – ну, положим, это было ясно с самого начала. Ее упорное нежелание говорить с нами на эту тему можно было объяснить следующим образом: либо в его исчезновении был виноват кто-то из членов семьи (читай: Маркуло) и девочка решила, что грех это – сдавать своих родичей посторонним; либо Урмаго покинул дом по собственной инициативе и попросил Ули сохранить его тайну.
Черт, а ведь пока мы тут дурью маемся, парень вполне мог просто отправиться в кругосветное путешествие, или сбежать в соседнее государство с какой-нибудь замужней дамой, или уйти в разбойники, или, или, или… Да мало ли что могло взбрести в голову неглупому, энергичному и, что немаловажно, очень молодому человеку, которому смертельно надоела тихая жизнь в захолустье. В «фамильном замке Кутыков Хоттских», как высокопарно выражался господин дворецкий.
Эта версия, как мне казалось, объясняла и странное поведение Ули. Девочка понимала, что возвращение брата спасло бы семью от разорения, но благородное сердечко вынуждало ее свято хранить тайну. Мало ли какие у них тут понятия о чести.
Все это хорошо, но практической пользы от моих умственных усилий пока было – всего ничего.
– Какой ты умный, с ума сойти можно! – ехидно сказал я себе. – Ладно уж, испепеляй свою чашку, горе мое. Нас ждет башня.
И я решительно зашагал вверх по скользким полированным ступенькам. Не могу сказать, будто я действительно рассчитывал, что экскурсия в таинственную башню принесет хоть какую-то практическую пользу. Просто предостережения заботливой старухи подействовали на меня как реклама. Словосочетание «нехорошее место» уже давно стало для меня чем-то вроде дорожного знака с надписью «Добро пожаловать!». Меня как магнитом туда тянуло, честное слово.
Так называемая «башня» оказалась не слишком просторным и почти совершенно пустым помещением на самом последнем этаже фамильного небоскреба Кутыков. Одиночество мне не грозило: здесь обретался «дворецкий» Кутыков, господин Тыындук Рэрэ.
Леди Ули, помнится, сказала, что поручила этому достойному мужу навести порядок в башне. Уж не знаю, что она ему поручила, но наведением порядка тут и не пахло – скорее уж капитальным ремонтом. Дворецкий разбирал каменную кладку стен. Думаю, это была адова работа. А, судя по темпам – на полу лежало дюжины две не слишком крупных камней, – для завершения процесса требовалось года полтора-два, никак не меньше.
– Разумеется, я не могу руководить вашими действиями, сэр, но, откровенно говоря, я бы не рекомендовал вам находиться в этом помещении, – заметил Тыындук Рэрэ, отвешивая мне вежливый поклон.
– Но ты-то здесь находишься, – возразил я.
– Я – другое дело. Я выполняю поручение хозяев дома, поэтому у меня просто нет выбора.
– А что может быть опасного в этом помещении? – спросил я, с любопытством оглядываясь по сторонам.
Мое чуткое сердце и не думало беспокоиться. В отличие от местных экспертов, оно вовсе не считало башню «плохим местом». Я окончательно расслабился. Вспомнил безобидные наваждения, которые насылала на нас разгневанная леди Ули, и решил, что опасности, подстерегающие всякого гостя башни, – того же свойства. Вполне достаточно, чтобы напугать лесных колдунов из графства Хотта, но уж никак не человека, несколько лет прослужившего в Тайном Сыске столицы Соединенного Королевства.