Вселенная Ехо. Том 2 | Страница: 421

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Бумага не отравлена – стал бы я таскать ее за пазухой, да еще только для того, чтобы всучить одному из бессмертных.

Одиссей расхохотался столь неудержимо, словно на протяжении столетий изо всех сил сдерживал смех и вот его прорвало наконец-то. Впрочем, вполне возможно, что так оно и было. Доротея поежилась от звуков его смеха, как от холодного ветра. А потом Одиссей встал и ушел в синие предрассветные сумерки. У него была удивительно легкая походка; я вообще не уверен, что его ступни касались земли.

– Так кто у тебя был, Макс? – спросила Доротея.

– Можешь себе представить, Одиссей. Он же Улисс, он же царь Итаки…

– Одиссей? Настоящий?! Так что, он был на самом деле? – озадаченно моргнула она.

– А мы с тобой были «на самом деле», дорогая? – улыбнулся я. – Или понарошку? В любом случае, он не менее настоящий, чем мы с тобой, хоть и невидимка. Чего только не случается с людьми за долгую-долгую жизнь.


Записку Афины я сунул в карман своего зеленого плаща. Мне не хотелось читать ее в присутствии Доротеи. Я и книги-то в чужом присутствии обычно захлопываю, полагая чтение одним из немногих по-настоящему интимных занятий, а тут все-таки личное письмо.

День был блаженно долгим и упоительно спокойным. Мы просто двигались вперед, на север. Ничего особенного не происходило – ни чудес, ни сражений, ни незваных гостей.

Впрочем, одно чудо со мной все-таки случилось – самое желанное из чудес. Ритмичная поступь Синдбада убаюкала меня, и я задремал, сидя на его надежной спине, да так сладко, словно к моим услугам была наилучшая из райских спален.

На закате дрема оставила меня, я открыл глаза и понял, что так замечательно не чувствовал себя даже в раннем детстве, после крепкого сна на открытой веранде в ясную летнюю ночь.

Откуда-то возник вездесущий Джинн с чашкой ароматного яблочного чая – именно то, чего мне всю жизнь хотелось, а я, дурак, не догадывался.

Только покончив с чаем, я вспомнил о записке Афины, которую так и не удосужился прочесть. С ума сойти можно – всего несколько дней назад я потерял голову, увидев на экране волшебного телевизора ее прекрасные серые глаза и неописуемо длинные ноги, эффектно обтянутые кожаными штанинами, пускал слюни, мазал по лицу романтические сопли и вытворял черт знает какие чудеса, чтобы наведаться в гости к этой красотке – хотя бы во сне. А теперь мог позволить себе роскошь засунуть в карман ее послание и тут же забыть о нем. Вот уж никогда бы не подумал, что способен на такое.

Я извлек из кармана жесткий кусочек пергамента и с любопытством на него уставился. Давненько мне девушки записок не писали, а уж прекрасные богини, вроде бы, и вовсе никогда.

«Спасибо за твой ветер. Это было довольно унизительно, но все мы остались живы, а наши аэропланы – целехоньки, и это немало». Эти слова были написаны размашистым крупным почерком. Потом она, очевидно, поняла, что на лоскутке бумаги осталось слишком мало места, и приписала так мелко, что я едва разобрал: «Если ты придешь в гости, я не буду делать вид, будто действительно верю, что мы – враги».

Это было круто. Меня трогательно благодарили за разгром, который я им устроил, да еще и звали в гости. И ее фраза «спасибо за твой ветер» была чудо как хороша. Я тут же начал таять.

Мне пришлось взять себя в руки, вспомнить индейских богов – как они выглядели, когда выцеживали из меня мои жизни, и какие дивные ощущения я при этом испытывал. Это было очень жестоко, но подействовало отрезвляюще. Единственный стоящий урок, который я действительно вынес из этой скверной передряги: мне нельзя расслабляться ни на мгновение. Война есть война.

Поэтому я не стал призывать чудесные сны о том, как навещаю Афину и Одина, – ни в эту ночь, ни в последующие. Если Одиссей все-таки выполнит свое обещание и придет меня навестить, передам ей записку, – решил я. – Этим и ограничимся.


Одиссей вернулся дней через десять. Честно говоря, я не слишком рассчитывал, что он действительно заявится ко мне с докладом. Я сделал ему хороший подарок и дал более чем заманчивое, хоть и неопределенное обещание, но полагал, что он предпочтет держаться от меня подальше – до поры до времени.

Что ж, пришлось в очередной раз убедиться, что я совершенно не разбираюсь в людях. Конечно, у каждого свои недостатки, но у меня их обнаруживалось как-то слишком уж много. Моему работодателю Аллаху уже давно следовало бы нагрянуть с инспекцией и уволить меня без выходного пособия. На кой черт оно мне сдалось.

К тому времени я стал каждый вечер окружать себя несколькими кольцами вооруженной охраны. Я, разумеется, не верил, что в случае беды ребята смогут меня защитить, но надеялся, что у них хватит смекалки поднять шум, если к моему костру попрется какой-нибудь подозрительный незнакомец. Мне надоело каждую ночь прислушиваться к тихому шелесту ветра, заплутавшего среди песчаных дюн, и гадать, когда объявятся Кецалькоатль и компания.

Впрочем, визит Одиссея здорово поколебал мою уверенность в способности стражей вовремя заорать «караул». Он проскользнул незамеченным и разбудил меня легким прикосновением к плечу.

– Надеюсь, Один не узнает, что я зашел к тебе прежде, чем появиться у них. Впрочем, я не так уж виноват. Его крылатый конь сбросил меня в нескольких милях отсюда и исчез. Не могу сказать, что я действительно обиделся, но решил сначала навестить тебя. Просто потому, что это по дороге.

– Крылатый конь? Что, тебе посчастливилось покататься на Слейпнире? – уважительно спросил я.

– «Посчастливилось» – не совсем уместное слово. Вообще-то эта проклятая поездка больше походила на продолжительное катание на «Русской горке». Я, знаешь ли, не воспитан кентаврами, а уж если имеешь дело с такой тварью, как Слейпнир… Впрочем, я пришел не для того, чтобы жаловаться.

– Я вижу, мой щит сослужил тебе хорошую службу, – улыбнулся я. – Во всяком случае, ты вполне похож на живого.

– А я и есть живой. Знаешь, самое забавное, что твой щит не понадобился. И талисман Одина тоже оказался ни к чему. Локи сам встретил меня, и наша беседа была дружеской и неторопливой. Его позабавило, что я явился к нему, приготовившись к битве. «Какой дурень станет сражаться с гонцом, принесшим добрую весть!» – такими были его слова.

– А что за «добрая весть», которую ты якобы ему принес? – нахмурился я. – Обо мне небось сплетничали?

– О ком же еще.

Многочисленные обрывки информации наконец-то сложились в моей голове в цельную картину. Вообще-то мог бы и раньше догадаться, не так уж сложна была эта интрига. Так – пазл для начинающих, из пятидесяти четырех крупных деталей.

– Ну конечно. Тебя посылали не на разведку, – вздохнул я. – Ты просто должен был настучать Локи, что какой-то выскочка взялся делать его работу.

– Признаться, я с самого начала был уверен, что ты обо всем догадываешься и только делаешь вид, будто веришь моим словам.

В голосе Одиссея звучало плохо скрываемое разочарование.