И все будет хорошо.
– Вы ведь сами сказали, что в последнее время он вел себя странно. – Гаррет поглаживал пальцы Тельмы, жест ласковый, интимный даже, но теперь она с трудом сдерживалась, чтобы не стряхнуть его руку. Ничего, позже вымоет.
С мылом.
Мыло в управлении хорошее, ядреное, с него и кожа слезет.
– Д-да? – Тельма старательно хлопала ресницами.
И пялилась на Гаррета с восторгом. Во всяком случае она надеялась, что он прочтет только восторг и ничего кроме.
…когда она говорила, что Мэйнфорд ведет себя странно? И говорила ли вовсе?
– Н-наверное… я плохо его знаю…
– Я хочу ему помочь…
– Д-да…
– Но он упрямится. Это плохо… очень-очень плохо…
Наверное, ей следовало проникнуться, но Тельма лишь кивнула. Актриса из нее была отвратительная, и встречу эту следовало бы закончить, пока она, Тельма, не совершила какой-нибудь глупости. Разжав руку, она положила вилку на стол и от себя отодвинула.
– Моя бедная матушка не находит себе места. Мы все не находим себе места, – ворковал Гаррет. – Он отказывается посещать врачей. И принимать лекарство перестал.
– К-какое?
– Успокоительное. Вы, наверное, удивитесь, но Мэйни с раннего возраста проявлял, скажем так, излишнюю эмоциональность… он очень впечатлительный…
Вот уж новость. Впечатлительности в Мэйнфорде, как по мнению Тельмы, было немногим больше, чем в булыжнике.
– И конечно, лекарства несколько нивелируют эту проблему, но приходится следить, чтобы Мэйнфорд их пил. Иначе… – Гаррет сделал паузу, позволяя Тельме всецело проникнуться важностью момента, что она и сделала. – В прошлом году его отстранили на месяц. Он избил подозреваемого и так сильно, что бедолага едва не скончался. А до того был стихийный выброс силы… и много мелких… инцидентов.
Любопытно.
Очень даже любопытно. И информацию эту легко проверить. На что Гаррет рассчитывает? На то, что влюбленной барышне вовсе мозги откажут? Или же есть за Мэйнфордом грехи, о которых Тельме пока неизвестно? Если разобраться, то неизвестно ей многое.
– Ужас! – Выдохнула она почти искренне. – Почему его не отстранили?!
К слову, вопрос непраздный. Если все обстоит именно так, как Гаррет рассказывает, то отстранить Мэйнфорда были обязаны. Кому нужен безумный малефик, не способный управиться с даром?
– Увы… наша семья обладает многими связями. И Мэйни не стесняется порой использовать их во благо себе… но не волнуйся, дорогая…
Когда она уже успела стать дорогой?
– …он не опасен. Если принимает лекарства. И ты же проследишь, чтобы он их принял?
На столике появился прозрачный флакон с белыми пилюлями.
– Они легко растворяются. Не имеют вкуса и запаха. Не определяются магией. Защитные амулеты не отреагируют на их наличие. Специально выпускают для пациентов с легкой формой паранойи…
А вот и то, ради чего весь этот спектакль и затевался. И голос Гаррета понижается, в нем появляются бархатистые нежные ноты. Клубится туман в глазах, вот только на Тельму это очарование больше не действует. Она словно видит со стороны себя – нелепую девушку в уродливой форме. Девушка и сама не слишком-то красива, а уж форма и вовсе лишает ее всякой привлекательности.
И мужчину.
Великолепного мужчину. Самого лучшего в мире. Единственный шанс на настоящую любовь, который Тельма не имеет права упускать.
Не шепот.
Не внушение.
Что-то кроме, неизвестное или же хорошо забытое, но действенное. Прежде действенное. Куда что ушло? Или правы учебники, утверждая, что иммунитет к сродственной магии возникает быстро? И чем сильнее одаренный, тем быстрее появляется этот хваленый иммунитет.
– …одна-единственная таблетка в утренний кофе. Тебя ведь не затруднит подать ему кофе?
Кофе приносит Кохэн, и теперь в этом видится особый смысл. Вряд ли эта магия воздействует и на мужчин, а если и воздействует, то хватит ли у Гаррета сил соблазнить масеуалле?
Тельме пришлось закусить губу, чтобы не захихикать.
– …он оценит… поверь, женщины не балуют его вниманием… – Гаррет убрал руку, и Тельма ощутила эхо сожаления, только чьего – своего или же навеянного Гарретом? Она поддалась, подалась вперед, не желая разрывать прикосновение. – Ты же сделаешь все, как я прошу?
Он протянул баночку.
Два десятка пилюль. Вряд ли яд, Гаррету вроде бы незачем травить своего братца. Тогда что? Успокоительное? Что-то в этакую родственную заботу Тельме не верилось.
– Возьми.
Она взяла.
– Подумай хорошенько, – теперь он не обещал, теперь он угрожал отнять мечту, которую сам и создал. Интересно, как многие дурочки хватались за эту подделку? Спешили угодить, лишь бы не отнимал он у них даже не надежду – Сенатор был давно и прочно женат, об этом многие знали, – но саму тень этой надежды. – И когда решишься… позвони.
– Д-да…
Заветный пузырек Тельма сжала.
Куда его девать?
Выбросить?
Отнести алхимикам? Она новенькая. Возникнут вопросы, а человека, который без вопросов сделал бы анализ, у Тельмы нет. И Мэйнфорду всенепременно донесут. А объясняться с ним Тельма не готова.
– Ты умная девочка. – Гаррет позволил себе погладить Тельму по голове. – И делаешь все правильно… ради нас…
…ради нас… конечно, Элиза, я все понимаю прекрасно… твои гастроли… я не смогу сопровождать тебя… поверь, это исключительно ради нас… зачем тебе новые слухи? Подожди немного… я поговорю с матерью, она поймет… она устроит все наилучшим образом…
– Конечно, Гаррет. – Тельма сумела улыбнуться, глядя ему в глаза. – Я все сделаю… ради нас.
Пожарные экипажи давно расползлись, да и зевакам наскучило пялиться на выгоревший дом. Некоторые, особо упрямые, еще прохаживались, делая вид, что исключительно прогулкой и увлечены, пусть погода к прогулкам не располагала.
К вечеру вновь зарядил дождь.
Капли тарабанили по мембране зонта, заставляя Мэйнфорда болезненно морщиться. Каждый удар отзывался в голове эхом, и эхо это плодило странные картины.
…черного автомобиля, припаркованного на соседней улице. Мэйнфорд, сосредоточившись, мог бы назвать марку. «Бьюик». Определенно «Бьюик-импер». Почти новый. С поврежденным левым крылом и нарисованной на заднем стекле летучей мышью.
Руль обернут кожаным шнуром.
А на сиденье лежит клетчатый плед.
…людей, которые молча выныривают из переулка и садятся в машину. От них пахнет гарью и свежей кровью, и Город помнит этот запах. Городу он даже нравится, но не сейчас.