В этот период возросло и число разведчиков-нелегалов, их заграничных шефов, сотрудников других номенклатурных категорий, военнослужащих, отказавшихся от сотрудничества с «органами», ставших на путь открытого предательства или в силу других обстоятельств решивших переметнуться на сторону противника. Среди них был и агент иностранного отдела ГУГБ НКВД Вальтер Кривицкий.
В октябре 1937 г. из заграничной командировки отказался вернуться директор Лондонского отдела Интуриста Арон Шейнман, бывший нарком внешней и внутренней торговли Советского Союза, председатель правления союзного Госбанка и замнаркома финансов СССР. Опасность от невозвращенца исходила прежде всего из факта знания им работы советских агентов под прикрытием в системе Внешторга. Имел он и непосредственное отношение к шифропереписке с центром. В следующем году, воспользовавшись беспечностью сослуживцев, с территории Монголии к японцам бежал работник штаба 36-й пехотной дивизии майор Фронтямар Францевич. Имея, как и Шейнман, по служебным обязанностям доступ к шифрам и кодам, перебежчик все доступные секретные материалы прихватил с собой. Знал он и дислокацию частей и подразделений дивизии, ее боеспособность, укомплектованность личным составом и т. д.
Мучительную «головную боль» у высшего руководства страны вызвал пеший переход из Манчжурии к тем же японцам начальника Управления НКВД по Дальневосточному краю комиссара ГБ 3-го ранга Генриха Люшкова. Факт предательства особенно потряс «железного наркома» Н. Ежова, который не только был его прямым начальником, но и не раз публично ставил в пример другим «умелого чекиста» Люшкова. Главной причиной удариться в бега стала реальная угроза оказаться в застенках родного ведомства. Будучи хорошо осведомленным о сокровенных тайнах НКВД, бывший начальник Управления выдал все: наличие советской агентурной сети, сведения об организации шифровальной связи, структуре органов госбезопасности и т. д. Незавидной оказалась и дальнейшая судьба перебежчика. Под именем Ямогучи Тосикудзе, будучи уже гражданином Японии, в 1945 г. после вступления советских войск в Маньчжурию Люшков подвергся ликвидации предыдущими хозяевами. Причина была прозаической: боязнь, что вчерашний агент на сей раз выдаст уже их секреты.
Наиболее «урожайным» по количеству побегов за границу выдался 1938 г. Опасаясь ареста, в США очутился резидент ИНО НКВД в Испании Александр Орлов (Лейба Фельбинг). Под именем Берга в Америке он прожил более тридцати лет. Умер в 1974 г., сообщив будущим союзникам СССР в войне с Германией, а затем и противникам в «холодной», все, что знал о способах и методах работы советских спецслужб. В том же году его примеру последовал в свое время работавший во Франции, Швейцарии и Испании нелегал НКВД Матвей Штейнберг. Причина сдачи им «позиций» была аналогичной Орлову.
Во второй половине 1930-х гг. побеги и предательство со стороны «тяжеловесов» советской разведки и контрразведки нашли подкрепление и со стороны младших и средних командиров и даже рядовых Красной Армии и войск НКВД. Как следствие, в 1936–1940 гг. появились десятки приказов союзного и республиканских наркоматов внутренних дел, приговоров военных трибуналов о «дезертирстве за границу» пограничников и бойцов из воинских частей прикрытия границы. Среди них значились М. Прохоренко, А. Оттисков, В. Елезаров, Г. Малов, В. Чмырев и многие другие. 26 июня 1937 г. на самолете У-2 советско-польскую границу пересек и командир эскадрильи 56-й авиационной бригады КОВО капитан Чивель. «Позорный для наших органов предательский перелет Чивеля, – отмечалось в приказе НКВД УССР, – мог произойти только в результате притупления чекисткой бдительности у т. Шетова и, особенно, у т. Быкова (сотрудники Особого отдела. – Авт.), непосредственно обслуживающего бригаду, и полного непонимания задач, стоящих перед особыми отделами в условиях текущей обстановки» [11] .
Ситуация с побегами со временем изменилась мало. В июле 1940 г. замнаркома союзного НКВД генерал-лейтенант И. Масленников в указаниях на имя наркомов внутренних дел республик, начальников УНКВД краев и областей и пограничных войск писал: «За последнее время имели место несколько случаев измены Родине со стороны военнослужащих войск НКВД. В соответствии с законом от 8 июля 1934 г. дела об изменниках Родины передаются в военные трибуналы, которые в своих приговорах по таким делам выносят определения о привлечении к ответственности семей изменников». Тем самым официально вводился институт заложников.
Полученная противником от этих и других перебежчиков и предателей информация, особенно от таких, как Люшков и Кривицкий, была бесценной. О подобных сведениях любой контрразведке можно было только мечтать. Положение советской стороны усложнялось и тем, что большинство перебежчиков были осведомлены в шифровальной работе своих бывших резидентов и дипломатических представительств, немало они знали и о нелегальной разведывательной сети НКВД в тех или иных странах. Кроме назревшей необходимости в изменении и усовершенствовании технологии агентурно-оперативной работы, перед принявшим бразды правления в наркомате внутренних дел Лаврентием Берией зримо предстала задача предотвратить случаи измены и предательства. В определенной степени ее удалось решить, в том числе и с помощью усиления репрессий.
В целом же для большинства, в том числе и низовых сотрудников органов госбезопасности и внутренних дел, переживших период репрессий и некоторый откат от них в предвоенные годы или пришедших на службу вместо тех, кто попал под жернова «эпохи» насилия, выживание стало главной целью. Работа притупляла сознание, ожесточала, многие предпочитали не вдумываться в смысл происходящих вокруг событий, а было и немало таких, кто просто смирился с существующей реальностью. С исчезновением «лагерной пыли» в лице умудренных оперативников был потерян профессиональный опыт, вдумчивый и новаторский подход в работе. На смену пришли рутина, шаблон, кадровая чехарда с моментальным карьерным взлетом в большинстве случаев людей, которые по природным данным, уровню образования и «чекстажу» никак не отвечали требованиям времени.
В условиях надвигающейся войны сложившееся положение начали осознавать и в высших эшелонах власти. Уничтожив военную элиту Красной Армии, Сталин вдруг обнаружил, что и «карающий меч революции» заметно заржавел. Об этом свидетельствовало то, что всесторонней, не говоря уж о детальной информации о спецслужбах реального противника, в НКВД практически не имелось. Были лишь отрывочные данные о колоссальном размахе строительства, а также активизации их деятельности. Эти и многие другие вопросы разведки, а главное, контрразведки, пришлось решать непосредственно в ходе войны. Исключение составила некоторая часть агентов-нелегалов, которых, невзирая на царившие в стране репрессии и хаос, оставалось еще достаточно много, прежде всего в Нидерландах, Франции, Швейцарии, Японии и даже в нацистской Германии. Подтверждение тому – около сотни достоверных разведывательных материалов о готовности Третьего рейха напасть на СССР. Их оценка, как известно, в большинстве своем оказалась нулевой.