Выпускников школы учили также применять искусство маскировки. После преодоления линии фронта путь одной из разведывательных групп пролегал в Среднюю Азию. Пытаясь скрыть находящиеся в двух чемоданах мощные радиостанции, их опечатали сургучной печатью воинской части. Той же печатью был «освящен» и пакет с традиционным грифом «Сов. секретно» под № 00508 в адрес «начальника связи САВО» (Среднеазиатского военного округа). Не менее убедительным было и его содержание. От имени научно-исследовательского института связи Красной Армии, с соответствующими подписями и гербовой печатью, сообщалось: «Во исполнение распоряжения начальника штаба Красной Армии [105] посылаю Вам 2 трофейных радиоаппарата. Вам надлежит немедленно приступить к их испытанию в работе на большое расстояние.
Указание о порядке использования аппаратов, номера радиоволн и позывные, а также сроки работы Вам даны ранее нашим № 0041/2/5. О получении радиоаппаратуры немедленно уведомьте по телеграфу.
Нач. строевого отдела майор Шкляр.
Зав. делопроизводством техник-инженер 2-го ранга Сорокин».
Достоверность легенды и личностей «командированных» подтверждались «личными» документами – командировочными предписаниями, паспортами, трудовыми книжками, свидетельствами об освобождении от воинской повинности и т. д. По прибытию в Ташкент «освобожденный от призыва в армию» (сквозное пулевое ранение в правую лопатку) руководитель разведывательной группы предполагал легализоваться, устроившись на один из промышленных объектов. «Тяжелое увечье» имитировалось хирургической операцией немецких врачей. В отдельных случаях Абвер и РСХА шли еще дальше, засылая в советский тыл агентов-инвалидов, которых такими делали сами.
Ситуация с легендированием агентуры другой виделась в пределах фронта и прифронтовых районах. «Уважением» немецких спецслужб здесь пользовалась форма и документы сотрудников НКВД, НКГБ, а позже СМЕРШа, работников милиции, пожарных, железнодорожников, командного и младшего начсостава армии и флота. Для особо ценных агентов предпочтение отдавалось форменной одежде и документам среднего и старшего начсостава НКВД – НКГБ, офицеров военной контрразведки. По мнению вражеских разведцентров, их появление в соответствующем облачении, и надо отметить, не без основания, должно было вызывать у населения, военных патрулей, представителей частей и подразделений охраны тыла, территориальных правоохранительных структур если не почтение, то, по крайней мере, уважение и соответствующее доверие. Военная форма, чаще всего полевая командирская, использовалась для действий агентуры вблизи фронта. Мотивация заключалась в стремлении агентов и диверсантов ничем не выделяться среди массы военнослужащих, направляющихся на фронт, в тыл на переформирование, в связи с ранением в медсанбат и т. д. Нередко прикрытием служили различные командировочные предписания и приказы по выполнению якобы задач трофейных, саперных, санитарных, похоронных и других команд.
Стремились немецкие спецслужбы следить и за всеми изменениями в советской форменной одежде, снаряжении и вооружении, натаскивали подопечных в знании воинских уставов, в первую очередь внутреннего, караульного, дисциплинарного и строевого. Однако уследить за всеми изменениями и новшествами в Красной Армии удавалось не всегда. Иной раз злую шутку с агентурой играли немецкая скрупулезность и педантичность, а также шаблонный подход к шпионскому делу. Зимой 1942 г. в прифронтовой полосе Брянского фронта отделение из состава войск по охране тыла задержало пять красноармейцев, имевших полную экипировку фронтового бойца – вещмешки, фляги, противогазы, саперные лопатки, вооружение и снаряжение. «Парад» и подвел. Заподозрив в дезертирстве, их задержали. Как оказалось не зря. Фляги и противогазные сумки «красноармейцев» были заполнены взрывчаткой. В вещмешках находились взрыватели, запас гранат, боеприпасов, другие принадлежности диверсантов.
Изучение ухищрений врага по маскировке агентуры постигалось нелегко, порой ценой человеческих жизней или безнаказанного проникновения агентов и диверсантов в действующую армию и советский тыл. Полученные данные сопоставлялись, анализировались и доводились до заинтересованных инстанций и лиц. Результаты отражались в документальных сообщениях, сводках, обзорах, приказах, донесениях, указаниях, других документах особых отделов, НКВД, позже органов СМЕРШа и НКГБ, Главного управления войск по охране тыла действующей Красной Армии, других оперативных подразделений. Так, в марте 1942 г. Управлением погранвойск НКВД Калининского фронта была подготовлена разведывательная информация «О дислокации органов немецкой разведки на временно оккупированной территории, их личном составе и методах работы». Тогда же 2-е Управление НКВД СССР представило ориентировку «Об использовании германскими разведцентрами советских документов для прикрытия агентуры, забрасываемой в наш тыл»; Управление войск НКВД по охране тыла Брянского фронта направило доклад «О структуре, дислокации, формах и методах деятельности германской разведки, действующей на участке фронта» и др.
В 1942 г. появилась и агентурно-оперативная информация об учебных центрах немецких спецслужб. В частности, о разведывательно-диверсионных школах в Варшаве, Люблине, Минске, Витебске, Полтаве, Сумах, Братиславе, Смоленске других городах. «11 августа с.г. (1942. – Авт.), – отмечалось в директиве НКВД СССР, – Особым отделом Черноморского флота арестованы явившиеся с повинной бывший командир батареи 789-го стрелкового полка 390-й стрелковой дивизии Атоянц Сергей Леонидович и бывший командир роты 554-го полка 138-й горно-стрелковой дивизии Потоков Джонхай Асланчериевич, которые заявили, что они являются агентами германской военной разведки и переброшены самолетом на нашу сторону с разведывательным заданием… В начале июля (после пленения. – Авт.) Атоянц и Потоков были направлены в г. Тавель (в 15–20 км от Симферополя), где прошли обучение в разведывательной школе… Школа готовит агентов-разведчиков, диверсантов-подрывников для совершения диверсионных актов на железных дорогах, складах, других объектах в тылу частей Красной Армии и агентов-»ударников», в задачу которых входит при наступлении германской армии первыми проникать в расположение наших войск и стрельбой из автоматов создавать видимость окружения и тем вносить панику в ряды бойцов».
В июне 1943 г. в ориентировке УКР СМЕРШ Юго-Западного фронта, в свою очередь, отмечалось: «На основе тщательного исследования документов и экипировки вражеских разведчиков, задержанных за последние два месяца, установлено следующее: печать воинской части Красной Армии, от которой якобы выданы документы, в удостоверениях проставлена непривычно отчетливо. Выделяется каждая буква оттиска и извилина герба печати. Мастика лиловая, светлая. Буквы почти круглые, несколько растянуты в стороны, а не овальные, какими обычно набран оттиск печатей наших частей».
Приводились и замеченные у агентуры отличия от форменной одежды среднего и младшего командного состава Красной Армии: шинельные погоны вшиты в плечевой рубец, в то время как должны были лежать сверху над окончанием рукава или до него не доходить; пуговицы на шинелях с обратной стороны плоские (в оригинале – вогнутые внутрь); на гимнастерках они имели различный оттенок – светлый, желтый и даже с позолотой. Отличались по цвету и крою брюки-галифе и гимнастерки. В первом случае вместо защитного они имели темно-синий цвет, а в гимнастерках появились отложные воротнички.