Пришлось рявкнуть так, что самых угодливых вымело в коридор, а остальные просто ослабели в коленках. Да, умею! Полудемон же, не прачка! Хотя и та обласкать может, я вот помню, как за нами в Торрине одна охотилась, когда мы с Томом смотрели, как они белье с мостков полощут! На четвереньках же, подоткнув юбки… ну, интересно! Сколько новых слов мы тогда узнали!
Так что я спускаюсь, спокойно натягиваю на себя все принесенное — и смотрюсь в зеркало.
Кошмар!
Я и так немочь бледная, а костюм, богато расшитый бриллиантами, золотым шитьем, аквамаринами и сапфирами, меня вообще превращал в привидение.
Рудольф в нем бы выглядел солнечным львом, что есть — то есть. Я же, худой, бледный, с белыми волосами… то ли при смерти, то ли болен…
Абигейль, что ли, подбирала?
Угадал?!
Однако! Значит, уехать мне не дадут, убивать будут. Ну, спасибо, тетушка, предупредили…
Контрольный проход по дворцу, под завистливыми, ненавидящими, заинтересованными взглядами — и появление тетушки.
Траур?
Это как подать!
Черный — да! Но золотое и серебряное шитье, бриллианты, сапфиры… ей, кстати, к лицу. Она-то выглядит восхитительно. А вот я…
А ведь впереди еще проход по улицам, к Храму — и она явно нацелилась идти со мной под ручку, как вдовствующая королева… Ну, тут я вам, тетя, удовольствие подпорчу!
— Алекс, ты выглядишь восхитительно! — чирикает тетушка.
— Вашими молитвами, — кисло отзываюсь я.
— Ну, порадуйся! Ты сегодня станешь королем!
— Как бы порадовалась мама! — грустно вздыхаю я. Месть получалась мелкой, но тем не менее… — Тетушка, вы в этот день должны мне ее заменить! Будь она сейчас жива, она была бы чуть младше вас, правда?!
Улыбка Абигейль превращается в гримасу, но крыть было нечем — я не лгу. Я просто строю из себя вечную невинность.
— Я любила Мишель, — выдавливает наконец тетя.
— Да, не сомневаюсь! И мама тоже не сомневалась в вашей любви!
А то ж! К трону и деньгам!
— Что ж, пойдем в Храм? Обычно короля сопровождает жена, но поскольку Лавиния…
— Ну, я полагаю, тетя, что тогда я должен идти один.
— Разумеется, я могу тебя сопровождать…
— Тетя, это же неуместно! Вы в трауре… нет-нет, я не имею права просить вас о таком одолжении! К тому же вы в тягости… нет-нет! Вы идти просто не можете! Вы не можете проявлять такое неуважение к памяти дяди! Ведь случись что! И его наследник, его память… Нет-нет, вы остаетесь во дворце! На улицах опасно!
Абигейль с удовольствием убила бы меня, но куда там! Крыть было просто нечем! Придворные кивают, особо усердствуют дамы, вздыхая и поглядывая на меня с умилением. Милый мальчик, так заботится о тетушке…
Шартрезы понимают, что происходит что-то не по сценарию, но сделать уже ничего не могут. Не то место, не то время…
В итоге проходил по улицам я один.
Я иду, а из окон летят цветы. Падают мне под ноги, расцветают вспышками на мостовой — и я стараюсь не наступать на них. Мне их просто жалко. Я понимаю, что их потом сомнет толпа придворных, но это уже потом, потом…
И — лица.
Старые, молодые, серьезные, освещенные надеждой… Люди ведь действительно надеются, что с моим приходом для них что-то изменится. Они на меня надеются…
Мама была бы счастлива.
А родители? Да не то слово… Анри, Рик, Марта, Мира… Даже Рене и Касси — вот кто должен был бы сопровождать меня. А вместо этого за моей спиной Томми и Рене.
Но родные не успели бы приехать… да и не надо пока. Сначала я почищу столицу и займусь страной. А уж потом…
Если кому-то захочется причинить мне боль — достаточно добраться до них. А защищать родных круглосуточно я не смогу… пока.
— Ура королю Александру!!! — орет кто-то.
Я милостиво наклоняю голову, зная, что Шартрезы за моей спиной поморщились. Это как минимум…
Как же они меня сейчас ненавидят — но выбора нет. Если бы трон Раденора было так легко занять… о, они бы сейчас же меня убили. Но нельзя.
Спасибо тебе, Алетар Раденор, мой далекий предок. Я не посрамлю твоей памяти, обещаю.
Вот и Храм. Из тумана вырастает величественное белое здание, алая ковровая дорожка, два ряда гвардейцев по сторонам от нее… разорение для бюджета!
А ведь после коронации на улицы еще выкатят бочки с вином, будут жарить мясо, целое стадо за городской стеной мычало…
Ничего, справимся! Тряханем Шартрезов.
Двери Храма распахиваются передо мной. Служитель смотрит и улыбается… Знал бы ты, кого сейчас благословишь! На миг меня тянет принять свой настоящий облик… вот бы было весело и интересно!
Наконец все занимают свои места — и начинается молитва.
Сначала — о даровании мне мудрости. Потом — о процветании для моей страны. Потом, примерно на пятой молитве я впадаю в транс и только время от времени ощупываю языком зубы во рту, чтобы не перекинуться ненароком.
Потом на моем лбу прочерчивают полоску какой-то вонючей гадостью, благословляют — и надевают корону.
Твою ж!
На уши!!!
Между прочим, больно! И натирает она уши сразу! Приходится подозвать Шартреза и приняться за выяснение. Это вообще — что? Ах, это корона Рудольфа? Ну да, понятно. У нас явно разные размеры. А почему она такая? Коронационная? Тогда что же та, которую я видел в сердце Алетара? Она специально хранится у короля, а не абы где, в какой-нибудь сокровищнице.
Ладно, ту достанем — эту вернем в Храм. Хотя в чем-то Алетар был прав. При мысли о том, что нашу корону мог бы надеть Рудольф, или вообще счесть ее слишком безвкусной и забросить в сокровищницу, откуда бы ее свистнули родственники Абигейли, меня просто передергивает.
Радость.
Я выхожу из Храма и кланяюсь собравшимся людям. Меня встречают аплодисментами и радостными криками. Луч солнышка, пробившийся сквозь облака, падает мне на лицо, и я улыбаюсь.
Хорошо…
Я уверен, что все будет хорошо. А теперь мне надо на главную площадь. Там до вечера идет представление.
Жарят быков на громадных кострах, пляшут актеры, поют менестрели, танцуют люди, все веселятся… я просто смотрю. Корону мне-таки приносят старую, принадлежащую еще Алетару. Повседневную, из сокровищницы, чтобы я себе лоб не намозолил, пока тут сижу. Новую, под меня, пока еще не сделали. Кстати, очень простая корона. Тоненький такой обруч, три зубца надо лбом, черный металл, серые камни…
Красиво…
Это вам не пошлое золото, действительно, ее Рудольф носить не стал бы. И видимо, из-за ее простоты ее не свистнула семейка Абигейли. Или просто не осмелилась? Нет, все-таки первое…