Шибаев сказал: «Слушаю!» Это была Жанна.
– Саша, ты не отвечаешь на звонки… Нам нужно поговорить, пожалуйста! Не отключайся! Это очень важно!
Похоже, плакала. Или собирается. Шибаев помрачнел. Слушал молча. Жанна…
Болевая точка, обида, непрощение. Они встречались примерно год. Она оказалась замешанной в деле об убийстве, их встреча была случайной, отношения стали выстраиваться на зыбкой почве непонимания и подозрений, а потом как-то закрутилось между ними, нежданно-негаданно. Она переживала сложный момент своей жизни, брошенная мужем, едва не ставшая жертвой подонка-убийцы, а тут подвернулся Шибаев, такой сильный и надежный, подставил плечо, жилетку, взглянул заинтересованно, пожалел. Сильный мужик. Опытный Алик просек сразу: женщина-воин. Еще одна в жизни Шибаева. Дохлый проект, знаем, проходили. Шибаев тоже воин, упертый, несгибаемый, сожмет зубы и прет. Два воина на одной территории, сами знаете, чревато. Но есть у Шибаева хорошее качество: он не пытается давить и исправлять ошибки природы в виде характера и норова партнерши или любимой женщины – как вам будет угодно, – не принуждает, не ломает под себя… Вообще его девиз: «Живи и давай жить другим; а если ты меня не устраиваешь, я уйду». Точка. Но этот девиз, как правило, на вооружении у сильной половины, а женщин хлебом не корми, дай кого-нибудь исправить: перекроить по своему разумению, отрезать по-живому или, наоборот, пришить что-нибудь, проесть всю голову, и слезы – как аргумент. Видимо, сказывается тяга к порядку или упорядоченности, организации, расстановке по ранжиру, даже к кройке и шитью. И вот тут извини подвинься. Шибаев, поиграв желваками, хлопает дверью и… все. Финита.
Жанну не устраивал его бизнес, в ее понимании частный предприниматель по детективным делам был героем комиксов, вот начальник охраны банка, где она трудилась, – это да! И тут как раз случилась в ее банке вакансия, о чем она и сказала Шибаеву со свойственной ей прямотой. Он воспринял это как попытку давить, чего терпеть не мог, и постарался довести свою мысль до ее сведения. И обидно, конечно. А тут вдруг нарисовался блудный муж. И Жанна заметалась. Сначала простила мужа, потом поняла, что простить не может, и вернулась к Шибаеву, потом, потом… А потом суп с котом. История с возвращением повторилась еще раз, но уже в виде фарса. Извини, Саша, но ты сам понимаешь… Ах, мы с тобой такие разные… Мне его так жалко… Он ошибся, он на коленях, он начал пить. У нас такое расшибенно-незабвенное прошлое! Не сегодня завтра вообще повесится. Пойми и прости.
Шибаев, поиграв желваками, хлопнул дверью. Это он умел. В отличие от Алика он не считал, что за любовь нужно бороться. Любовь – дело добровольное.
А теперь она звонит. Какого лешего? Опять поняла, что не может простить экса, и хочет обратно?
– Ты не мог бы приехать? – Голос слабый, сиплый, умоляющий. – Я дома, простыла… Саша, пожалуйста!
– Через двадцать минут, – сказал Шибаев, рассудив, что легче согласиться, чем объяснять, почему не приедет. Кроме того, известное любопытство: что она имеет сказать на сей раз? И с какой… простите, с каким выражением физии?
– Буду ждать. Спасибо, Саша.
Он сидел, положив руки на руль, глубоко задумавшись, чертыхаясь в душе, спрашивая себя, зачем согласился. А также копался у себя в душе, пытаясь понять, на что надеется. Если надеется…
Шибаев позвонил в знакомую дверь. Автор хотел бы сказать «с трепетом», но не решился. Внутри прошелестели легкие шаги, и дверь распахнулась. Он вошел. В прихожей было темно, из комнаты падал слабый свет. Жанна посторонилась, пропуская его. Он почувствовал ее запах. Не раздеваясь, направился в гостиную. Уселся на диван, сунув руки в карманы плаща. Молчание повисло черной тучей.
– Спасибо, что пришел, – сказала Жанна слабым голосом. – А я приболела, погода просто ужасная.
Ему показалось, что она похудела и осунулась. Она казалась ему новой Жанной.
– Погода… да, – сказал он деревянным голосом. – У тебя что-нибудь случилось?
– Кофе будешь? Я сейчас! – Она метнулась в кухню.
Шибаев проводил ее взглядом. Ее суетливость тоже была новой. Что же с ней случилось? Она по-прежнему волновала его, чего уж тут… Он вспомнил, как подрался здесь, в этой самой гостиной, с ее мужем, а потом она сказала: «Не уходи», и он, спрашивая себя, во что он вляпался, остался. Шибаев ухмыльнулся, представив, что сейчас снова появится беглый супруг, и… что прикажете делать? Снова набить ему морду? Он повертел ситуацию и так, и этак и понял, что драться больше не будет. Тогда драка носила спонтанный характер, он как рыцарь полез защищать обиженную женщину. Сейчас это было бы просто смешно, так как обиженный здесь не кто иной, как он, Шибаев. А женщину… защищать от кого? От нее самой? Больше он в эти игры не играет. И вообще, не нужно было приходить. Он не понимал себя: пришел, понимая, что не следует. Все еще надеется на что-то? Хочет вернуть? Или… зачем? И вдруг понял! Любопытство. Нормальное человеческое чувство. Что у нее стряслось, чего она хочет от него, Шибаева, как складывается у них с мужем? Как-то так. Не чужая ведь. И еще, чуть-чуть, самую малость, злорадство: видимо, не очень складывается, раз позвала.
Некрасиво, Шибаев. Стыдно. Сильные не злорадствуют.
Ну, тогда не злорадство, а, скажем, чувство некоторого морального удовлетворения. Опытный Алик разложил бы все по полочкам и доказал как дважды два четыре, что мы все человеки, а потому ничто человеческое нам не чуждо. Любовь, ненависть, злорадство, жалость, надежда, отчаяние – суть нормальные чувства хомо сапиенса, причем часто испытываемые одновременно.
Ладно, к черту лирику.
На кухне зашумел кофейник, и по квартире поплыл запах кофе. Упала на пол чашка и разлетелась вдребезги. Шибаеву было слышно, как Жанна чертыхнулась. Сейчас она принесет кофе, такой, как он любит, крепкий, без сахара. И какие-нибудь сухарики или печенье. Спросит, как жизнь. Сделает брови домиком, наморщит лоб, уставится зеленоватыми выпуклыми глазами. Он кивнет: нормально.
Шибаев вдруг поднялся и шагнул из гостиной. Дурак, не нужно было приходить. Как любит повторять Алик, нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Не дураки придумали, нечего и пытаться. Река уже другая.
Он сбежал по лестнице, не дожидаясь лифта. Подумал, что она может побежать следом, и тогда придется что-то объяснять. Сбежал, получается.
Он вылетел из подъезда и, не оглядываясь, пошел со двора…
– Как прошел день? – спросил Алик за ужином, и Шибаев уставился подозрительно: неужели догадался про Жанну? Алик мнил себя физиономистом и знатоком языка жестов, правда, часто промахивался. Да что там часто! Промахивался Алик постоянно, так как обладал недюжинной фантазией, был ненаблюдателен, к тому же любил присочинить.
– День, спрашиваю, как? – повторил Алик. – Что нового?
– Нормально, – буркнул Шибаев. – День как день. А у тебя?