– Представь себе, Дрючин, что ты в большом холодном доме, построенном на старом кладбище… Да, дом построен на старом кладбище, – сказал он, видя, что Алик открыл рот. – Представил? Хорошо. Ты болен, терзаешься чувством вины, одинок. У тебя бессонница. Ты лежишь ночью без сна, перебираешь свою жизнь, все совершенные тобой гадости и подлости, и слышишь, как в коридоре кто-то ходит… Пол там деревянный и скрипит. А потом вдруг включается музыкальная шкатулка, которую тебе тридцать лет назад подарил любимый муж… То есть в твоем случае жена. Ночь, кромешная темень и звуки старинного вальса. И появляется вся в белом твоя покойная жена, которую ты доводил и пил ей кровь, и смотрит на тебя взглядом печальной коровы… Как тебе картинка?
– В смысле?
– Дрючин, что тут непонятного? Включилась музыкальная шкатулка, и появилась твоя жена.
– Сама? Шкатулка?
– Ада Романовна ее никогда не включала, потому что там что-то заедало, и она не работала.
– Не понял! Кто же ее включал? И почему она вдруг заработала?
– Мне тоже интересно кто.
– Галлюцинация? И муж тоже галлюцинация или во сне?
– Не исключено. То есть сейчас я уже не уверен. Я осмотрел механизм…
– Но тебя же… – Алик запнулся.
– Меня же, как ты говоришь, но не насовсем, не до смерти; я выжил, пришел в себя и пошел наверх, в спальню Ады Романовны посмотреть на эту шкатулку. А этот тем временем удрал. Впрочем, не факт, что это был «этот». Может, «эта».
– Эта? – поразился Алик. – Ты хочешь сказать, что тебя могла… э-э-э… женщина?
– Вполне. Ты же знаешь, какие сейчас женщины. Сам говоришь, мужики в юбке. Вот такой мужик в юбке… Хотя не факт, что в юбке. Я ее не видел, там было темно. Скорее всего, в штанах.
Алик покрутил головой, переваривая информацию.
– А что с механизмом?
– На механизме свежие царапины, кто-то его раскручивал.
– Шкатулку чинили? – догадался Алик. – А кто?
– Можно было бы проверить на отпечатки пальцев, но, сам понимаешь, это сложно, нет у нас такой возможности, Дрючин.
– Подожди, Ши-Бон! Ты хочешь сказать, что кто-то ночью включал музыкальную шкатулку, чтобы пугать Аду Романовну? И тем самым ускорил ее кончину?
– Ты сам все сказал, Дрючин. Кому-то нужно было ускорить ее кончину, и он включал музыкальную шкатулку и ходил в коридоре. И покойный муж тут в масть. Сейчас дом выставлен на продажу, обслуга выехала. Богданов сказал, что собирается модернизировать производство, давно руки чешутся, а Ада Романовна тормозила процесс, так как не была новатором. Вот так, Дрючин.
– Может, это он тебя столкнул!
– Нет, это не он.
– Откуда такая уверенность?
– Подумай своей головой, Дрючин. Считаю до трех. Раз! – Они уставились друг на друга. Алик нахмурился, соображая. – Два! Сдаешься?
– Потому что ему не нужно было соваться туда ночью! – выкрикнул Алик.
– Молоток, Дрючин. Ты прав, Богданов сунулся бы днем.
– Может, грабитель? Как он туда попал?
– Может. Открыл дверь отмычкой. А когда уходил, разбил стекло в задней двери. Сделал вид, что проник через ту дверь, просунул руку и открыл изнутри.
– Откуда ты знаешь?
– Я обошел дом кругом… До проникновения, стекло было цело.
– А зачем это ему?
– Не знаю, Дрючин. Шифровался, наверное. И это наводит на мысль, что у него мог быть ключ. Только грабить там уже нечего. Дом пустой.
– Но он же не знал! А почему не сработала сигнализация?
– Он знал, что дом пустой, иначе не полез бы. Почему не сработала? Может, забыли включить. Обслуга выехала, и некому было.
– А ты как проник?
– Ну… есть приемы, Дрючин.
– Может, там тайник?
– Может.
– Жаль, что ты его не поймал. Слушай, Ши-Бон, а что, если… – Лицо у Алика светилось вдохновением от мысли, только что пришедшей ему в голову. – А что, если…
– Нет, Дрючин, мы туда не пойдем. Искать тайник в чужом доме, ночью… Богданов теперь начеку, может, сторожа приставил. Вляпаемся. У нас другие задачи. Кстати, «Экскалибур» – это частный сыск, ты прав. Был.
– Руданский искал первую семью! – догадался Алик. – Нашел?
– Нашел и помогал им деньгами. Руданский и Богданов крали деньги у Ады Романовны. Богданов прикрывал патрона, говорит, не мог отказать, так как Николай Андреевич был очень хорошим человеком. Зачем тому деньги, он не спрашивал. Думаю, он и себя не обижал.
– Они крали деньги? – Алик был потрясен. – И Богданов сам признался? Но почему?
– Сам, никто его за язык не тянул. Мне тоже интересно почему. Видишь, сколько интересных вопросов накрутилось. Музыкальная шкатулка с ночными концертами, скрипящий пол, неизвестный грабитель и преступная парочка – Руданский и Богданов.
– Значит, сын Руданского в городе? И Богданов ничего не знал?
– Не знал и не знает. Во всяком случае, не признается. Допускаю, что в городе. Хотя не факт. Это, как ты понимаешь, очень облегчило бы нашу задачу. Пока мы знаем только одно: сын Руданского существует, и счастливый папаша его нашел. У меня есть фотка, думаю, это Маня с сыном, хочешь посмотреть?
– Откуда? – вытаращил глаза Алик.
– Богданов случайно наткнулся. Смотри!
Он достал из конверта старую черно-белую фотографию, протянул Алику.
– Хорошенькая, – сказал Алик, рассмотрев фотографию миловидной темноволосой женщины с мальчиком двух-трех лет на коленях. – Ты думаешь, это она? Маня?
Шибаев пожал плечами:
– Похоже на то. Вместе с фотографией – еще пара бумажек Руданского. Если не она, то кто? Вряд ли он стал бы хранить фотографию чужой женщины и чужого ребенка.
– Что-нибудь еще интересное в бумажках?
– Всякая ерунда. Главное, фотография.
Некоторое время они молча ели. Потом Алик спросил:
– Почему ты не у Яны? Вы что, поссорились?
– Ты завлекал меня домой, Дрючин, обещал классный ужин, а теперь спрашиваешь? Яна сегодня в гостях у подруги.
– У вас все нормально?
– У нас все нормально.
– Может, познакомишь? Можно пригласить ее к нам, посидим, поговорим…
– Ты же был в студии, – ухмыльнулся Шибаев. – Познакомился.
– Ну, был как клиент. Ты, Ши-Бон… Я хочу сказать, Яна не такая, как все, ты это понимаешь? Она ранимая, беспомощная, ее легко обидеть… Я видел фотографии в студии, их мог сделать человек тонкий, отстраненный, человек в скорлупе, в полутени, понимаешь? Который боится несовершенства и жестокости мира…