– А любовь?
– Они встречались почти два года, после Севы уже, ссорились, мирились, а сейчас… Даже не знаю! Если бы он убил ее раньше… А сейчас, понимаете, поезд ушел.
– Понимаю. Это если оба трезвы и вменяемы, а тут драка, да еще и под этим самым делом, – он щелкнул себя пальцами по горлу, – всякое случается. Тина, как я понимаю, умела за себя постоять.
– Еще как умела! Могла по роже залепить и обматерить так, что не зарадуешься. Скандал устроить. Я иногда ее боялась и старалась не злить. Когда она сказала, что у нее есть мужчина намного старше, я подумала, хорошо, что старше, значит, умный, будет уступать. А тут вдруг Витя Косых выскочил… Глупо получилось. – Она поежилась. – Он тоже без царя в голове, вечно в аварии попадал, все терял, краска на лице. Представляете, краска на лице, забыл умыться. Тинка рассказывала. Взрослый мужик, а как ребенок, честное слово.
– Краска? – не понял Шибаев.
– Ну, он же художник, весь в краске. И джинсы в дырах, и шарф скрученный намотает на себя… Богема вроде, а сам как бомж. Я видела их вместе, еще раньше. Тинка вся из себя, а он от холода скрючился, посинел, подпрыгивает… Я еще подумала, что он ей не пара. А если деловые отношения, тогда понятно. Совместный проект.
– Деньги откуда? Ада Романовна ей ничего не оставила. На раскрутку нужно много.
– Так она же ей обещала! Тинка надеялась. Она говорила, что Богданов… это самый главный в компании, должен дать.
– Почему она так думала?
– Он знал, что Ада Романовна обещала… Из уважения к ней, наверное. Хотя я не думаю, что дал бы. Если бы Ада Романовна была жива… а так… Он теперь хозяин, с него спроса нет. Хочу – даю, хочу – не даю. Я ей сразу сказала: не надейся! А она только смеялась… – Оля вздохнула.
…Они засиделись допоздна. Шибаев нутром чувствовал, что пора прощаться, но, вспомнив пустую квартиру, уперто продолжал сидеть, рождая у Оли смутные надежды. Он представлял себе, как Алик стаскивает с вешалок барахло, хватает с полок свою вонючую косметику, запихивает в большую спортивную сумку и тащит весь этот скарб в прихожую; вызывает такси. А потом, спотыкаясь, волоком спускает сумку с лестницы, потому что лифт уже неделю на профилактике. Вспотевший, злой, патлы дыбом; сопит.
В начале двенадцатого усилием воли Шибаев заставил себя подняться. Оля была печальна, он почувствовал себя виноватым и снова подумал, что в доброе старое время он бы… эх! Старый стал. Старый козел…
Через час он переступил порог собственного дома, протопал прямиком на кухню, открутил кран и долго пил противную, отдающую ржавчиной воду…
* * *
…Богданов работал с бумагами. Работы было невпроворот, приходилось брать домой и работать ночью. Но ничего, сдюжим! У нас наполеоновские планы, и жизнь только начинается. Завтра две важные встречи с инвесторами, кредиты согласованы. Молодец, Андрюша, сказал он себе. Так держать! То ли еще будет.
Он вздрогнул от дверного звонка; часы на экране компьютера показывали половину второго. Он замер, прислушиваясь. Звонок раздался снова, что исключало возможность ошибки. Кто-то из соседей? Снизу не звонили, он никого не впускал. Значит, свои.
Он взглянул в глазок и пробормотал ругательство.
– Открой, это я!
Богданов отпер дверь, в прихожую вошла мокрая от дождя высокая женщина. Сняла шляпу с полями, холодными губами чмокнула хозяина в щеку.
– Ну и погодка! Снег с дождем!
– Что-то случилось?
– Ничего не случилось. А ты все трудишься? Чаем хоть напоишь? Или покрепче есть? Ах, я и забыла, ты же трезвенник!
– Проходи! – Богданов махнул рукой.
Потом вскрикнул, почувствовав резкую боль в левой лопатке, схватился за дверной косяк и попытался обернуться, но упал на колени. Голова его запрокинулась, изо рта скользнула струйка крови.
Женщина стояла молча, смотрела…
* * *
…Разбудило Шибаева противное рычание мобильного телефона. Это был капитан Коля-буль. Не разбудил, спросил он грустным голосом, ты дома?
– Ну? – неприветливо отозвался Шибаев.
В спальне стоял неприятный тусклый полумрак, за полузадернутой шторой угадывался такой же неприятный и тусклый день. Шибаев взглянул на будильник. Будильник показывал половину девятого.
– У нас проблемы, – сказал капитан. – Может, сбежимся? Свободен?
– Когда?
– Сейчас. Твой квартирант дома? Можем у тебя.
Шибаев вспомнил про Яну, про список строителей, которым нужно заняться немедленно, и собирался уже сказать капитану, что сегодня никак. Извини, друг, но никак. А кроме того, проблемы индейца-капитана Астахова шерифа Шибаева волнуют мало, вернее, вовсе не волнуют. Ему даже не хотелось спрашивать, что за проблемы. Он представил себе холодный серый день, выматывающий кишки ветер и моросящий ледяной дождь… И поход по адресам столетней давности. Черт!
– Санек, очень надо, – сказал капитан, и тон у него был серьезный.
Под настроение капитан называл его, прикалываясь, господин Шибаев, иногда преувеличенно дружелюбно – Ши-Бон; то, что он назвал его «Санек», говорило о серьезности ситуации. У Шибаева неприятно заныло в затылке и трепыхнулась внутри давешняя птичка с острыми коготками.
– Давай, – согласился он неохотно. – Захвати пожевать, у меня ни хрена нет.
Он уставился в потолок: трещин, кажется, добавилось, прав Дрючин, не помешал бы ремонт. Капитан сказал, у нас проблемы, вспомнил он. «У нас»! У кого «у нас»? И что бы это значило?
Ничего хорошего от визита капитана Астахова Шибаев не ждал. Тем более «Санек»…
Капитан Астахов появился через двадцать минут с торбой из «Магнолии». Лицо у него было хмурое, похоже, не выспался.
Шибаев возился с кофе, капитан выгружал продукты. Оба молчали, движения их были скупы, друг на друга они не смотрели.
– Ну? – произнес Шибаев, когда они наконец уселись за стол.
– Саша, что с твоим делом? Можешь обрисовать поподробнее?
– Зачем?
– Сегодня ночью был убит в своей квартире Богданов Андрей Вениаминович. Примерно в два ночи. Ты давно его видел?
– Богданов убит?! – не поверил Шибаев. – Как?
– Его ударили ножом под левую лопатку, умер он практически сразу. Квартиру, похоже, ограбили, но… – Капитан покрутил головой. – Но как-то это…
– В смысле?
– Похоже, имитация ограбления. Замки целы, убийца поцарапал замок, имитируя взлом, но неубедительно. Парадную дверь, скорее всего, открыл сам Богданов – там домофон. Он знал убийцу и не опасался.
– Дверь парадного мог открыть кто-то из соседей.
– Мог. Наш человек опрашивает соседей. Вряд ли, конечно, и днем открыли бы, а уж ночью… не думаю.