Зинаида Петровна немедленно ушла хлопотать, а Диана с ходу огорошила Шургина:
— «Эвелин».
— Кто эта Эвелин? — оживился Алекс.
— Не кто, а что. Так назывался в письме тот камень.
— Вы уверены? — уточнил Олег. — Я читал, что имена собственные имеют только уникальные камни. К тому же он и зеленый. Наверняка принадлежал султану или шаху.
— Вы, собственно, о чем? — поинтересовался Алекс, явно задетый тем, что интересный разговор велся без его непосредственного участия. Разговор о камне происходил, когда он уже позорно заснул. А статистом он быть не любил.
Пришлось быстро ввести его в курс дела.
— Это не приближает нас к разгадке происходящего, — подвел черту Шургин. — Хотя можно ради интереса выяснить про камень. Если он существовал, наверняка в какой-нибудь энциклопедии о нем написано.
Да, кстати! Зинаиду Петровну я очень попросил пока шум не поднимать и никому ничего не говорить. Сказал, мы сами все организуем, а злодеев поймаем и накажем. Возражений нет?
Возражений не последовало.
Было около девяти часов, наступил ясный летний день, и пора было возвращаться в Москву. Поездка в Тихорецк не прояснила, а только еще больше запутала ситуацию. К общей неясной картине добавились: таинственный визит Дениса к умирающей тете Любе, информация о зеленом алмазе, а главное — разгромленная квартира.
Зинаида Петровна пыталась им «в дорожку» собрать какой-то еды, но Диана решительно пресекла ее устремления, объяснив, что уже через три-четыре часа они будут дома. При этом она свирепо посмотрела на стоявшего с невинным видом Алекса.
Зинаиду Петровну Диана заверила, что, как только они что-нибудь выяснят, она приедет и все ей расскажет. Заодно они решат, как лучше поступить с квартирой, которой требовался серьезный ремонт. Заходить туда одна Зинаида Петровна опасалась.
Но, уже попрощавшись и сев в машину, Диана вспомнила, что хотела заехать на кладбище, на могилу к тете Любе.
— Ладно, — согласился Шургин, — тут же все рядом, я «за».
Доехав до железных, покрытых ржавчиной ворот городского кладбища, Шургин остановил машину. Он решил проводить Диану и побыть с ней. Невыспавшийся Алекс заявил, что он не любит гулять в таких местах даже днем и лучше вздремнет, пока их не будет.
На кладбище было безлюдно. Они быстро прошли несколько аллей и уже свернули на нужную дорожку, когда услышали чьи-то голоса и противные звуки, словно скребли по металлу.
— Мы туда идем? — уточнил пунктуальный Шургин. — Вы хорошо помните место?
— Естественно, — коротко бросила Диана, — вот там, видите….
Она подняла руку, чтобы показать Шургину место последнего упокоения любимой тети, но так и замерла с вытянутой вперед рукой, похожая на типовой памятник вождю пролетариата.
На месте, где была тети-Любина могила, копались два огромных неопрятных мужика с лопатами. Лопаты, соприкасаясь с землей и камнями, производили тот самый противный скрежещущий звук.
Аккуратного холма с венками, бумажными цветами и лентами, который запомнила Диана, уходя после похорон с кладбища, не было. Да и само место захоронения оказалось как-то подозрительно перекопано.
— Что это там такое? — поинтересовался Шургин.
— Сейчас выясним, — пробормотала Диана.
Сделав еще несколько шагов по направлению к мужикам, она севшим от волнения голосом поинтересовалась:
— Эй, что тут происходит?
Мужики обернулись, но, так ничего и не ответив, снова взялись за лопаты.
— Я вас спрашиваю! — В голосе Дианы появились металлические нотки.
Мужики без интереса посмотрели на нее, затем положили лопаты на землю, вынули папиросы и закурили. Один перед этим сплюнул в их сторону. Процесс происходил при полном их молчании.
— Мне вмешаться? — шепотом поинтересовался у Дианы Шургин.
— Нет, я сама, — тоже почему-то шепотом ответила Диана.
Но тут вдруг один из мужиков развернулся к ним и, вынув «беломорину» из щербатой пасти, пробасил:
— Ну что ты, девка, пристала? Что происходит, что происходит… Беда тут у нас!
— Какая беда? — упавшим голосом спросила Диана.
— А ты, чай, не слышала? Весь город говорит. В общем, покойница из могилы сбежала. Приходит утром наш смотритель — могила разрыта, а покойницы и след простыл. Да. Бегает, значит, туда-сюда. В этот раз вернуться под утро не успела, затаилась где-то, ночи ждет. А нам тут порядок наводи!
Тут Диана издала такой вопль, что от неожиданности у мужика выпала папироса из руки, а Шургин выронил собранный по дороге букет полевых цветов. Диана, развернувшись, стремительно бросилась по тропинке назад, завывая так, будто за ней гналось стадо вампиров. Шургин кинулся за ней, но догнать ее смог лишь у самых кладбищенских ворот. И то лишь потому, что Диана споткнулась о торчащий из земли корень и упала.
— Да что с вами, что случилось?
Шургин одним ловким движением поднял ее с земли, но руку уже не выпускал — вдруг опять рванет куда-нибудь?
— Ы-Ы-Ы, — выла Диана и больше никаких членораздельных звуков не издавала.
«Жаль, воды нет, надо бы ей в лицо брызнуть», — подумал Шургин. Приходилось действовать подручными средствами — и он слегка пошлепал ее по щекам. Подействовало — выть Диана перестала, зато начала горько плакать.
Он усадил ее на одинокую лавочку у ворот и стал ждать, когда же с ней можно будет поговорить, выяснить, что все-таки произошло.
В это время у могилы тети Любы происходило следующее. Молчавший все это время второй мужик сказал:
— Ну и дурак ты, Витя! Зачем девку перепугал?
— Да так. Я, понимаешь, люблю подшутить над такими зелеными. Не знал же, что она дура нервная. Плевать! Так мы сам-то памятник устанавливать сегодня будем? Или завтра?
— Давай сегодня. И цветник тоже. До вечера должны успеть, — ответил второй мужик, поднимая с земли лопату. — Очень уж Зинаида, соседка моя, просила.
— И что это за цирк? — Олег выжидательно посмотрел на хлюпающую носом Диану.
— Это не цирк, — всхлипывая, ответила она, глядя в пространство глазами, полными слез. — Это ужас.
— Какой ужас? Два идиота с похмелюги какую-то пургу несут, а вы…
— Поверьте, я не могу вам всего рассказать, но это — серьезно.
— Что серьезно — бегающие туда-сюда покойники?
— Я не могу всего рассказать!
— Нет уж, будьте добры — рассказывайте! А то вас еще что-нибудь и в самый неподходящий момент приведет в дивное состояние, которое я имел счастье только что лицезреть.