Но все это, разумеется, происходило до прибытия на остров графа Денема, красавца и богача, который не только, как выяснилось, знал Эмму еще по Лондону, но и буквально выхватил ее — и ее десять тысяч фунтов — из-под носа честных парней, претендовавших на ее руку.
И чем прикажете это объяснить, как не тем, что Эмма и лорд Денем некогда любили друг друга, но были разлучены жестокой судьбой, что заставило безутешную Эмму выйти замуж за бедного кузена графа, а самого графа, по словам Мэри, служанки из гостиницы, которая обожала романы, броситься в объятия парижской красотки? А когда, по словам все той же мечтательно вздыхавшей Мэри, граф услышал, что Эмма наконец-то свободна, он явился на остров, чтобы забрать ее домой. Что произошло с парижской красоткой, история умалчивала.
К ужину все население острова приняло эту версию в качестве объяснения волнующих событий дня. За исключением двух человек. Первым был барон, который ни на секунду не поверил, что Эмма может быть влюблена в кого-либо, кроме него. А вторым была его сестра, которая не верила, что Джеймс мог влюбиться в кого-нибудь, кроме нее.
То, что ее знакомство с графом Денемом длилось всего один день, достопочтенную мисс Фиону Бейн нисколько не смущало. Ибо она считала себя первой красавицей на острове. Оспорить этот титул могли только невеста ее брата, ныне исчезнувшая в неизвестном направлении — и скатертью дорога! — и Эмма, худая как щепка, пожилая вдова, как может видеть каждый, у кого есть глаза. Просто немыслимо, чтобы такой блестящий и привлекательный джентльмен, как граф Денем, мог влюбиться в кого-нибудь, кроме нее, Фионы. А потому трогательная история о воссоединении влюбленных, выдуманная Мэри, привела ее в ярость. Тем более что в ней не было ни слова правды. Фиона присутствовала на свадьбе и была свидетельницей явного нежелания этой дурочки, как она про себя называла Эмму, выходить замуж за графа. Какая чудовищная несправедливость! Разве она, Фиона, не ждала всю свою жизнь, когда такой человек, как Джеймс Марбери, постучится в ее дверь? Разве ее сердце не екнуло, когда нынче утром это наконец случилось? Разве в те первые мгновения, когда он стоял в парадном зале замка, она не представляла себе их совместное счастливое будущее где-нибудь далеко от этого захолустья, где она родилась и которое успела возненавидеть?
Выслушав Мэри, пересказавшую ей все городские сплетни, Фиона с чувством глубокой обиды застегнула плащ и с ожесточением завязала ленты шляпки. Эмма Честертон, ныне леди Денем, всегда казалась ей странной и зловредной особой. Иначе разве выбрала бы она в закадычные подруги Клару Маклеллан, а не ее, Фиону? Хотя, справедливости ради, надо признать, что это Клара липла к Эмме, а не наоборот. Но Эмма в отличие от Фионы даже не пыталась отделаться от назойливой девицы. Конечно, Клара считалась невестой ее брата. Но у нее не было ни капли голубой крови, между тем как Фиона могла проследить свою родословную вплоть до четырнадцатого столетия.
Но разве это имело хоть какое-нибудь значение для Эммы Честертон? Да никакого. Сколько раз Фиона натыкалась на них с Кларой, шептавшихся в укромных уголках замка? Сколько раз в своих одиноких прогулках она наблюдала, как эти двое прохаживаются под ручку и Эмма, склонив голову, внимает глупой болтовне Клары. Один Бог знает, что та могла рассказывать жене викария. Наверное, о том, как плохо к ней относятся в замке Маккрей и как она ненавидит Фиону.
Как будто Фиона виновата в том, что помнит о своем благородном происхождении, даже если ее братец забыл об этом. В конце концов, все знают, что отец Клары — заурядный торговец.
Фиона готова была поспорить, что Эмма прекрасно знает о случившемся с Кларой в ту ночь, когда та исчезла. Возможно, она даже знает, куда делась Клара. И два против одного, что Эмма подбила эту глупую девчонку сбежать со Стивенсом, камердинером Джеффри. Как будто сама Фиона не положила на него глаз! Конечно, он не мог похвастаться знатным происхождением — что правда, то правда. Зато какие у него были глаза! Черные и сверкающие. В какой-то степени Фиона даже понимала Клару, не устоявшую перед Стивенсом, хотя ее предательство и жестоко оскорбило Джеффри.
И потом, Фиона не настолько глупа, чтобы бросаться на шею какому-то камердинеру. Нет, она бережет себя для такого человека, как лорд Денем.
Но теперь, стараниями Эммы, ее единственный шанс на удачный брак пошел прахом. Точно так же как Эмма, подружившись с Кларой, лишила Фиону единственного шанса на настоящую дружбу. В общем, Эмма, с тех пор как появилась на острове, только и делала, что отравляла жизнь ей, Фионе.
И как только могут эти глупые женщины — миссис Мактавиш и даже миссис Пек — отзываться о ней хорошо? Чего только Фиона не наслушалась: как она ухаживала за больными во время эпидемии тифа, как она добра с детьми и какая она душевная — всегда найдет время, чтобы выслушать человека и посочувствовать ему. И так далее и тому подобное.
Ну, для нее, предположим, миссис Честертон никогда не находила времени. Не то чтобы она просила ее об этом, но, учитывая, что Фиона — единственная благородная особа в округе, Эмма могла бы приложить некоторые усилия, чтобы лучше с ней познакомиться. И совершенно напрасно Клара упрекала ее, Фиону, в заносчивости. Никакая это не заносчивость, а всего лишь вполне естественная сдержанность — качество, которым должна обладать каждая уважающая себя женщина и которое так ценят мужчины.
Но увести у нее из-под носа лорда Денема? Нет, это уже переходит всякие границы. На сей раз Эмма зашла слишком далеко, и Фиона собиралась довести это до ее сведения. Джеймса Марбери, конечно, этим не вернешь. Он потерян для нее навеки. Но поставить на место эту выскочку Эмму Честертон она пока еще в состоянии.
Когда она направилась к маяку, уже спустился вечер, но это не слишком волновало Фиону. Что ж, ее брату придется подождать ужина, если только он не пожелает поесть в одиночестве. Конечно, он разозлится, но когда, спрашивается, после исчезновения Клары он не злился? И как будто он и так не пребывает в самом отвратительном настроении, какое Фионе приходилось видеть… Зачем еще ей сбегать из дома и отсиживаться в гостинице, как не для того, чтобы скрыться от его гнева, вызванного потерей единственной вещи, которой он стремился завладеть все последние месяцы, — пресловутых десяти тысяч фунтов вдовы Честертон?
Впрочем, кто-кто, а Фиона нисколько не винила брата в том, что он впал в ярость. По справедливости деньги вдовы Честертон должны были принадлежать ему. Точно так же, как неотразимый и изысканный граф Денем по справедливости должен был принадлежать ей.
О чем Фиона и собиралась сообщить Эмме, не тратя лишних слов.
Но если достопочтенная мисс Фиона Бейн ожидала, переступая порог школы, наши новобрачную в приподнятом настроении, которое будет так приятно испортить, она ошибалась. Эмма сидела на скамье рядом с привычной стопкой грифельных досок, обратив взор к высоким окнам, но, похоже, не видела пламеневшего там розового заката. На ее прелестном лице, которое Фиона предпочитала называть смазливым, застыло выражение беспросветного уныния. Мисс Бейн ощутила вспышку восторга, согревшую ее душу.