— Слава Богу, — пробормотал он.
— …и если теперь станет известно, что мы с тобой были в доме без них или какой-либо дамы-компаньонки… Одни!
Ужасная мысль осенила Джереми, и он даже подскочил на кровати.
— Какое это может иметь значение? Уж не беспокоишься ли ты, что подумает лягушатник?
— Я беспокоюсь о том, что подумают все, особенно лорд и леди Эдвардс, которые, наверно, прибудут с минуты на минуту. — Мэгги одернула халат, потуже завязала пояс. — И будь так добр, перестань называть Огюстена де Вегу лягушатником. Насколько мне известно, он лягушек не ест.
Джереми открыл было рот, чтобы опровергнуть ее утверждение, хотя оснований для противного мнения у него не имелось, но тут раздался тихий стук в дверь, и Мэгги испуганно посмотрела в его сторону.
— Не паникуй, — усмехнулся герцог. — Это всего лишь Питерс. Он единственный из слуг этого дома, кто осмелится потревожить сон Ролингза.
Однако Мэгги быстро спустилась по лесенке с роскошного герцогского ложа и чуть не упала, наступив на подол ночной рубашки. Впрочем, она тут же выпрямилась и окинула Джереми гневным взглядом, поскольку тот весело ухмылялся.
— Тебе хорошо, — прошипела она сквозь зубы. — У тебя нет репутации, о которой бы стоило беспокоиться.
— Возражаю. Я очень забочусь о твоей репутации. Настолько, что сейчас велю Питерсу отправиться в дозор и посмотреть, нет ли на горизонте Хилл. Он отвлечет ее пока ты будешь пробираться к себе в комнату.
— Нет.
Но Джереми уже кликнул слугу. Одноногий камердинер появился в спальне и, бросив на Мэгги безразличный взгляд, произнес:
— Доброе утро, сэр. Доброе утро, мисс Герберт. Как ваше плечо, сэр? Все так же беспокоит?
— Ни капли, — отозвался герцог. — Питерс, ты не видел, горничная мисс Герберт уже встала?
— Да, сэр. — Камердинер начал раздергивать тяжелые бархатные гардины. — Я взял на себя смелость отвлечь ее кое-какой диверсией внизу, и миссис Хилл занята наведением там порядка. Если мисс Герберт желает удалиться в свою комнату, сейчас идеальный момент.
Мэгги не колебалась ни секунды, в мгновение ока подбежав к двери. Но взявшись за дверную ручку, она оглянулась на Джереми, который сидел на огромной постели и на фоне белизны простыней казался дочерна загорелым. Только глаза сверкали ослепительным блеском серебра.
Господи! Как же все неловко! Она была уверена, что он скажет…хоть как-то упомянет о женитьбе… или по крайней мере о любви. Она ведь отдалась ему, а большинство девушек не делают этого до свадьбы. Он предложил ей отправиться вечером в театр, однако не проронил ни слова о походе к алтарю.
Боже мой! Что за дерзость с ее стороны даже помышлять о…
— Да, — лукаво усмехнулся Джереми. — Беги, мышка, пока кошка тебя не застукала.
Мэгги опустила голову, чтобы длинные волосы скрыли краску стыда, и молча выскользнула из комнаты. Едва дверь за ней захлопнулась, Питерс сказал:
— Поздравляю, сэр. Похоже, вам удалось…
— Осторожнее, Питерс, ты говоришь о моей будущей жене.
— Я никого не хотел оскорбить, сэр.
— Хорошо. — Герцог, весьма довольный жизнью, снова откинулся на подушки. Ему казалось, что никогда утреннее солнце не сияло так ярко, а щебет птиц не был таким веселым. — Пусть это послужит тебе уроком. Мужчина способен добиться чего угодно, пустив в ход изобретательность, немножко обаяния и терпение.
— Вы, сэр, пример для всех нас, — сухо отозвался камердинер, направляясь к графину с виски. — Однако эта служанка миссис Хилл… станет проблемой, сэр, и очень серьезной.
— Это легко поправимо. Через час мы с тобой отправимся в город, добудем специальное разрешение на брак без предварительного церковного оглашения, сегодня, днем мисс Герберт станет семнадцатой герцогиней Ролингз, и нашей почтенной миссис Хилл нечего будет сказать.
Пожав плечами, камердинер плеснул в стакан щедрую порцию виски.
— Извините, полковник, но сегодня у нас могут возникнуть некоторые затруднения со специальной лицензией.
— Виски до завтрака, Питерс? Неужто дела и впрямь так плохи?
— Да, сэр. Думаю, вы сами со мной согласитесь. — Он сунул в руку хозяина стакан, развернул газету, зажатую под мышкой, и подал ее герцогу. Поперек газетной полосы шел заголовок: «Герой войны возвращается в Лондон, чтобы жениться на индийской принцессе».
Джереми рывком поднес стакан к губам.
— Просто ума не приложу, — заявила баронесса Ланкастер. — Голубой очень мил, но, по-моему, белый подходит лучше…
— Ох, мама! — взмолилась шестнадцатилетняя Фанни Ланкастер. — Белое носят только дети, а я не ребенок. Я надену голубое.
— Право, не знаю. Это будет выглядеть как-то неправильно… Мисс Герберт, что вы посоветуете?
Взглянув на художницу, леди Ланкастер снисходительно улыбнулась. Конечно, вся в мечтах. Чего еще ждать от дамы-художницы? По словам Лавинии Майклз, эта девица имеет склонность впадать в рассеянность. Вероятно, провела ночь в какой-нибудь богемной компании. Однако написанный ею портрет племянницы Лавинии просто совершенство! Двойной подбородок у девушки почти незаметен.
Мэгги действительно не спала всю ночь, хотя совсем не потому, что развлекалась в компании художников. Она еще не могла толком осознать, что произошло несколькими часами ранее. Она занималась любовью с герцогом Ролингзом. Не один раз. А три… возможно, четыре, ибо спустя какое-то время она потеряла этому счет. То была самая волнующая, самая счастливая ночь в ее жизни.
Но сев завтракать и открыв газету на светской хронике, которую регулярно просматривала в поисках возможных клиентов, Мэгги поняла, что эта ночь оказалась еще и самой унизительной…
По крайней мере теперь она знала, почему он не сделал ей предложения.
— Мисс Герберт? — Леди Ланкастер уставилась в лорнет на сидящую на краешке глубокого кресла Мэгги.
Та выглядела обычно, ну, может, слегка усталой из-за недосыпания, однако во всем другом вполне презентабельно в своем утреннем платье из темной шерсти. Правда, шляпка была весьма смелым произведением модистки, совсем не годящимся для леди из общества, где обреталась баронесса Ланкастер, но для хорошенькой мисс Герберт вполне подходящим… Но что происходит с этой девицей? Уставилась в одну точку на ковре и не сводит с нее глаз уже пять минут.
— Мисс Герберт? — протянула Фанни недовольно, топая ножкой, чем сразу привлекла внимание Мэгги, поскольку от удара ее «легкой» ножки о паркет закачалась дрезденская фарфоровая пастушка на камине.
— Слушаю вас, — бодро откликнулась Мэгги.
«Ну, слава Богу, — подумала леди Ланкастер. — Кажется, она вернулась с небес на землю».
Мэгги понадобилось лишь несколько минут старательных уговоров, чтобы убедить Фанни в том, что белый является единственным цветом, приличным для юной леди на первом ее портрете. Когда проблема разрешилась и женщины договорились о времени позирования, удобном для всех (в следующий вторник в час дня), Мэгги наконец взяла свои альбомы для эскизов и карандаши и распрощалась с баронессой и ее дочерью.