Сидя между мной и Купером и глядя застывшим взглядом на последнюю страницу каталога «Секрет Виктории», пока Люси раздирала остальное, Сара сказала:
— Наверное, я самая большая дура на свете, правда?
— Нет, не самая большая, — заверил Купер.
— Не обязательно рассказывать, сколько времени ты разрешала Себастьяну ночевать в кладовке, — предложила я. — Можно сказать, что это было только один раз, на одну ночь.
— Нет! — Сара так яростно замотала головой, что ее густые длинные волосы чуть не хлестнули нас с Купером. — Ведь я была ослеплена любовью. И даже не настоящей любовью, потому что Себастьян видит во мне только друга, не больше. Как будто такой парень, как он, может полюбить такую, как я.
— На свете случаются и более странные вещи, — сухо заметил Купер. — Особенно после одной-двух ночей, проведенных в обезьяннике. Мало ли, вдруг Себастьян выйдет оттуда другим человеком в том, что касается отношения к прекрасному полу в целом.
Мне хотелось ткнуть Купера локтем в бок, но мешала Сара. Впрочем, я зря волновалась: Сара все равно его не слушала.
— Я воспользовалась своим служебным положением, — сказала она. — Я пошла на обман и злоупотребила своим правом регистрировать гостей и правом доступа к ключам. Я во всем признаюсь.
— Мысль хорошая, — согласился Купер. — Но кому? Твой начальник мертв.
— Да, — кивнула я. — И лично мне кажется, что надо просто списать это дело на временное помрачение рассудка. Считай, что это была весенняя лихорадка.
— Я никогда больше не буду разговаривать с Себастьяном! — сказала Сара. — После того как мы решим вопрос с журналом регистрации. И после того как администрация президента удовлетворит все требования КРА. И после того как я найду для него другой вариант размещения, безопасный, но не дорогой. И после того как он получит психологическую консультацию по поводу посттравматического стресса.
— Вот это характер! — одобрительно заметил Купер.
Мы втроем двинулись обратно в Фишер-холл взять страницы из журнала регистрации и передать их детективу Канавану, чтобы ускорить освобождение человека, которого Сара, как она горячо заявляла, больше не любит. По дороге Сара сказала:
— Конечно, было бы лучше, если бы мы могли просто выяснить, кто на самом деле убил Оуэна. Не только ради Себастьяна, — поспешно добавила она. — Просто чтобы все поскорее смогли вернуться к нормальной жизни.
Мы с Купером переглянулись.
— Да, — согласилась я, — так было бы лучше.
Проходя с малышкой по парку,
Гуляя по собачьей тропинке,
Я чувствую юность жаркую,
Я снова готова к разминке.
«Песня Люси»
Автор Хизер Уэллс
На детектива Канавана записи в журнале регистрации, которые мы предъявили ему спустя сорок пять минут, произвели не особо сильное впечатление. Возможно, потому, что за долгий рабочий день он устал, и ему хотелось только одного — уйти домой.
А еще потому, что, как он заметил, эти записи не такое уж надежное алиби: кто угодно мог проскользнуть мимо охраны колледжа, выстрелить в голову временно исполняющему обязанности директора Фишер-холла и выскользнуть обратно.
Я заявила, что мне неприятно подобное неверие в надежность охраны Нью-Йорк-колледжа. На это замечание он вообще никак не прореагировал, только упомянул о пистолете, который нашли в барсетке у Себастьяна.
— Пистолет? — Сара фыркнула. — Какая ерунда! У Себастьяна нет оружия, он пацифист. Он считает, что насилие — это не метод, оно не решает никаких проблем.
На это детектив Канаван хмыкнул.
— Пацифист с револьвером тридцать восьмого калибра без разрешения на ношение оружия.
Поскольку пуля, пробившая череп Оуэна Витча в то время, на которое у Себастьяна не было надежного алиби, имела именно такой калибр, Сарин возлюбленный оставался главным и пока единственным подозреваемым в убийстве. Из его ли пистолета была выпущена пуля, убившая моего босса, покажет баллистическая экспертиза. А записи в журнале регистрации, если вообще имеют какой-то вес, то свидетельствуют скорее против Себастьяна — они дают полицейским первое убедительное подтверждение того, что Себастьян в момент убийства действительно находился в районе Фишер-холла.
Вот тебе и раз.
Все это очень плохо подействовала на Сару. Когда мы вышли из полицейского участка на Десятую Западную улицу, Сара едва держалась на ногах.
— Послушай, Сара. — Я испугалась, что ей опять станет плохо от гипервентиляции, и принялась лихорадочно искать взглядом какой-нибудь выброшенный бумажный пакет, чтобы заставить ее дышать. — Все будет хорошо. Уверена, Себастьян уже успел связаться с родителями. Они наймут хорошего адвоката. Себастьяну предъявят обвинение, выпустят под залог, и к утру он выйдет из тюрьмы.
Когда я это сказала, Купер издал какой-то звук, но я выразительно посмотрела на него, и он промолчал.
— Я знаю, — тихо сказала Сара.
— И ничего страшного, если Себастьян переночует в обезьяннике, — заверила я. — Детектив Канаван позаботится о том, чтобы ему предоставили ингалятор и лекарство от астмы.
— Я знаю, — снова сказала Сара. И снова тихо. Слишком тихо.
Я покосилась на Купера. Он поднял брови. Мы оба чувствовали, что что-то не так. Сара должна биться в истерике, почему же она так спокойна?
Мы ждали на углу, когда появится свободное такси, чтобы вернуться на Вашингтон-сквер. Был прекрасный весенний вечер, по улицам гуляло много народу: парочки, мамочки с детскими колясками, одиночки — некоторые с собаками, некоторые без. Все были стильно одеты (как-никак это Вест-Виллидж), и все наслаждались теплой погодой и темнеющим небом. Люди прогуливались мимо открытых кафе с яркими тентами, мимо дорогих магазинов, мимо кондитерских, из которых аппетитно пахло кексами, мимо секс-шопов…
Казалось, Сара ничего этого не замечала. Она с отсутствующим видом смотрела прямо перед собой. Когда Купер сумел поймать такси, и оно затормозило перед нами, а Сара не двинулась с места, я ущипнула ее на манер Маффи Фаулер. Нет, не сильно, просто чтобы добиться от нее хоть какой-то реакции.
— Ой! — вскрикнула Сара. — Зачем ты это сделала?
— Что с тобой происходит? — поинтересовалась я. — Ты только что узнала, что твой любимый Себастьян оказался большим обманщиком. Почему ты не падаешь в обморок, почему не плачешь?
— О чем ты? — Сара сдвинула брови, которые давным-давно пора было выщипать. — Себастьян — вовсе не мой любимый. И НЕ обманщик.
— Пацифист с револьвером тридцать восьмого калибра? — скептически спросил Купер, придерживая для нас заднюю дверцу такси. — Тебе не кажется, что в этом есть некоторое лицемерие?