Но это была вовсе не полиция, а кортеж президента. Сначала показалась первая машина с охраной, потом вторая, третья и наконец длинный черный лимузин.

Вместо того чтобы обрадоваться перспективе увидеть президента, – хотя в его лимузине были те самые странные стекла, через которые можно видеть только изнутри, – я мысленно чертыхнулась. Тереза наверняка теперь попадет из–за этого в жуткую пробку, к тому же у меня практически нет шансов избежать встречи с Дэвидом. Наверное, он увидит меня и подумает: «Странная она какая–то». Мне, конечно, все равно, ведь я влюблена в парня своей сестры, но все–таки было приятно, что Дэвид оценил мои ботинки. Кстати, если живешь в Вашингтоне, увидеть президента не такая уж большая удача.

И тут произошло нечто непредсказуемое. Сначала затормозила первая машина с охраной, потом вторая, третья. Оттуда выскочили парни в черных костюмах и кинулись к лимузину, из которого, к моему изумлению, вышел президент Соединенных Штатов. В окружении толпы секьюрити он не спеша направился в «Городские сладости».

А я и не знала, что президент любит печенье. То есть я имею в виду, что в «Городских сладостях» неплохие десерты, но точно не самые лучшие в городе.

Кроме того, если уж президент так любит кондитерскую «Городские сладости», почему бы не заказать там доставку чего угодно на дом, вместо того чтобы останавливать лимузин и идти под проливным дождем.

Не сомневаюсь, однако, что владельцы «Городских сладостей» не против лишней бесплатной шумихи вокруг своего заведения.

Так я стояла, жмурясь от света фар и прокручивая в голове всю эту чушь, как вдруг мистер Соседская Девчонка распахнул дождевик, и я поняла, что он вовсе не вор! Под дождевиком был спрятан огромный пистолет, и теперь парень направил его прямо на дверь кондитерской, из которой как раз выходил президент с пакетом печенья.

Меня вряд ли можно назвать сильной и храброй. В последний раз я применяла физическую силу, когда пыталась отобрать у Люси пульт от телевизора. И уж точно я не стала бы рисковать собственной жизнью, а бегство от Сьюзен Бун следовало расценивать как высшее проявление моего мужества.

И тем не менее в следующее мгновение я совершила нечто совершенно неожиданное – словно в меня вселился кто–то другой. Только что я смотрела, как мистер Соседская Девчонка наводит пистолет на президента, и вдруг…

…Я прыгнула.

6

Оказывается, если прыгнуть на предполагаемого убийцу, можно легко выбить у него из руки пистолет. Так что пуля, предназначавшаяся президенту, отлетит в сторону.

Более того, если прыгнуть на убийцу, он испугается, потеряет равновесие и упадет прямо на тебя, а ты – в лужу.

В довершение всего парень приземляется прямо на твою правую руку, ты слышишь отвратительный хруст и спрашиваешь себя: «Это то, о чем я думаю, или нет?»

Но разлеживаться не приходится: ты держишь парня, чтобы он не попробовал выстрелить еще раз, и орешь: «Пистолет! У него пистолет!»

И хотя всем это уже известно, – ведь первая пуля с громким звуком ударилась об асфальт, – около двадцати охранников окружают тебя, лежащую на мокром асфальте, направляют дула своих пистолетов прямо тебе в голову и приказывают:

– Не двигаться!

Поверьте, я и не думала двигаться.

В следующее мгновение мистера Соседская Девчонка подняли, а потом – потом принялись за меня. Кто–то потянул меня за сломанную, по всей вероятности, руку, и я громко вскрикнула, но секьюрити не обратили на это внимания. Они переговаривались по рации, и я услышала что–то вроде: «Ястреб в безопасности. Повторяю, ястреб в безопасности».

И снова, как совсем недавно, завыли сирены, и из близлежащих баров и магазинов высыпали люди: поглазеть. Вдруг – казалось бы, ниоткуда, – появилось несметное число полицейских машин и неотложек.

Лил дождь, и все было как в пошлейшем боевике – не хватало только за душу берущего саундтрека.

Потом один из охранников принялся ощупывать мой рюкзак, другой – щиколотки, как будто у меня в носках мог быть спрятан складной ножик; третий вывернул карманы моего плаща и обнаружил там лишь пригоршню крошек от печенья. Он опять слегка крутанул мою правую руку, и я вскрикнула еще громче, чем раньше.

Наконец тот, что рылся у меня в карманах, доложил остальным:

– Похоже, она не вооружена.

– Естественно, нет! – возмутилась я. – Я же еще в десятом классе!!!

Я, конечно, сморозила глупость: у многих десятиклассников есть пистолеты. Правда, не в моей школе. Но, если честно, мне было не до логических размышлений – ужасно хотелось зареветь.

И это естественно, если учесть, что:

а) Я вся промокла.

б) Похоже, у меня была сломана рука. Даже несмотря на то, что она у меня не рабочая и теперь будет повод отказаться от соревнований по волейболу, мне было ужасно больно.

в) Вокруг кричали, но я не могла разобрать ни слова: первый выстрел прозвучал прямо у меня над ухом, отчего, по–видимому, как–то повредился мой слух.

г) На меня были наставлены двадцать пистолетов.

д) И, наконец, похоже, родители все–таки узнают, что я прогуляла художественную школу.

Уже от одного из этих пунктов заревел бы кто угодно. Мне же достались все пять.

Один из секьюрити – он выглядел не так угрожающе, как остальные, – подошел ко мне и, присев на корточки, сказал:

– Мисс, вам придется поехать с нами и ответить на несколько вопросов относительно этого вашего знакомого.

Тут я не выдержала.

Оказывается, они думают, будто мы с мистером Соседская Девчонка приятели! Будто мы вместе решили убить президента!

– Он мне не знакомый! – дико завыла я. Я уже не сдерживала желания зареветь. Шел дождь, я вся промокла, у меня зверски болела рука, в ушах стоял звон, а служба охраны президента обвиняет меня в соучастии в страшном преступлении.

Я зарыдала в голос.

– Да я его в первый раз вижу! – От возмущения, боли и обиды я начала заикаться. – Он достал пистолет и хотел убить президента, а я на него прыгнула, и он упал на мою руку, и мне больно, и я хочу домо–о–ой!

Ужасно стыдно. Я ревела как младенец. Нет, хуже, чем младенец: я рыдала, как Люси в тот день, когда дантист велел ей оставить брекеты еще на две недели.

И тут случилось нечто странное: телохранитель обнял меня за плечи. Он крикнул что–то своим напарникам, и они покорно отошли в сторону, к машинам скорой помощи. Телохранитель открыл дверь одной из них и подсадил меня внутрь. Я была спасена от холода и дождя, звуки сирен почти не были слышны, санитары завернули меня в теплое полотенце. Все это было так неожиданно, что я перестала плакать.

«Ну вот, – сказала я себе. – Все не так уж плохо. Жизнь налаживается».