Фэйты презрительно промолчали в ответ на предложение крестьянского парня с мощными челюстями. С крайней осторожностью супруги подняли искалеченное дитя на свой флиттер, на что истязатели смотрели с нескрываемым разочарованием. Потом они долго рассказывали в поселке о том, как странная пара в диких одеждах, по всей вероятности, пришельцев из других миров, не позволила им привести в исполнение справедливый приговор.
Фэйты поместили полуживого мальчика в клинику Шронка, где Соулек и Фексель, местные военные врачи, долго выхаживали едва теплившуюся жизнь маленького существа. Наконец состояние больного стабилизировалось, и мальчик оказался вне опасности.
Соулек и Фексель, ссутулившись от усталости и с потемневшими от напряжения лицами, отошли от больного. В глазах их светилось удовлетворение.
— Вот работенка, — вздохнул Соулек. — Я уж думал, мы его потеряем.
— Ничего, стоило вытянуть наш единственный шанс, — подхватил Фексель. — Мальчишка уж очень не хотел умирать.
— Прекрасный парнишка, даже в этих шрамах и повязках, — продолжил Соулек. — Как можно было бросить такого красавчика!?
Фексель еще раз тщательно осмотрел руки, горло и зубы малыша.
— Лет шесть, не больше. Он вполне может сойти за человека из других миров, причем — высшего класса.
Мальчик спал, и врачи позволили себе пойти отдохнуть, оставив дежурную сиделку.
А мальчик продолжал спать, медленно наливаясь во сне новой жизненной силой. Фрагменты памяти в его сознании, понемногу соединяясь, начали восстанавливаться. Ребенок беспокойно завертелся, и сиделка, заглянув ему в лицо, поразилась увиденному и тут же вызвала Соулека и Фекселя. Врачи прибыли в тот момент, когда больной вовсю боролся с повязками, связывавшими его движения. Глаза его были закрыты, но он шипел и пыхтел по мере того, как все активнее начинало работать его сознание. Обрывки памяти, сплавляясь воедино, превращались в цельные блоки, порождавшие фейерверки образов, слишком страшных для маленького ребенка. У мальчика началась истерика, заставившая биться в конвульсиях его переломанное тело. Какое-то время врачи стояли в полном недоумении, но, поборов шок, ввели седативные средства.
Почти сразу же малыш расслабился и затих. Глаза его оставались закрытыми, но ни один из врачей не мог поручиться, что он спит.
Прошло шесть часов, во время которых Соулек и Фексель успели отдохнуть. Вернувшись в клинику, они рискнули отменить седативные лекарства. Первые несколько мгновений все казалось нормальным, но вскоре мальчик опять впал в буйство. Жилы на его шейке напряглись, глаза готовы были выскочить из орбит. Однако напряжение постепенно ослабло, и с губ малыша сорвался такой скорбный стон, что оба врача испугались и снова ввели лекарство, чтобы предупредить худшее.
На этот раз рядом с ними присутствовал и еще один врач, коллега из центрального медицинского отдела Танцига, проводивший в Шронке спецсеминары. Его звали Мюрил Уониш, он специализировался на церебральных нарушениях и на гипертрофических патологиях мозга в целом. Обрадовавшись такой возможности, Соулек и Фексель препоручили изувеченного ребенка специалисту.
Доктор Уониш просмотрел список переломов, трещин, смещений, повреждений и контузий, имевшихся у мальчика, и покачал головой.
— Почему он не умер?
— Мы уже задавали себе этот вопрос не единожды, — ответил Соулек.
— До сих пор он просто отказывался умирать — вот и все, — пояснил Фексель. — Но долго он так не выдержит.
— У него в памяти какой-то ужаснейший жизненный опыт, — добавил Соулек. — Во всяком случае, мне так кажется.
— Избиение?
— Возможно, но моя интуиция говорит другое. Когда он вспоминает нечто, воспоминание становится для него непереносимым. Или это мы сделали что-то неправильно?
— Все правильно, — отрезал Уониш. — Я подозреваю, что события его жизни сомкнулись в некую петлю с искаженной обратной связью. И теперь вместо улучшения наступает ухудшение.
— И неужели… никакого лечения?
— Что вы! Петля обязательно должна быть разорвана. Это единственный выход, — Уониш еще раз обследовал мальчика. — О его прошлом, конечно, ничего неизвестно?
— Ничего.
— Давайте-ка, попробуем сами заглянуть ему в голову. Введите еще успокаивающего, пока я готовлю инструменты.
Уониш провозился час, присоединяя к мальчику свою аппаратуру. Наконец две металлических полусферы охватили детскую голову, оставив свободными только тонкий носик, рот и подбородок. Металлические рукава охватили запястья и лодыжки, металлические ленты намертво держали грудь и бедра.
— Начинаем, — объявил Уониш и нажал кнопку. Экран пришел в движение, на нем явственно изобразились ярко-желтые линии паутины, которую Уониш определил как схематический план сознания мальчика. — Здесь явно имеются топологические нарушения, и все же… — его голос дрогнул, и доктор невольно склонился ближе к экрану. Несколько минут он прилежно изучал дрожащую паутину и фосфоресцирующие клубки, издавая при этом то короткие восклицания, то пронзительное шипение, подобное свисту изумления. Наконец Уониш обернулся к Соулеку и Фекселю, — Видите эти желтые линии? — Он ткнул в экран карандашом. — Они представляют собой сверхактивные связи. Когда эти линии спутываются в клубки, это причиняет беспокойство, что мы с вами и наблюдаем. Надеюсь, излишне говорить, что я, конечно же, все чрезмерно упрощаю.
Соулек и Фексель уткнулись в экран. Некоторые линии были тонкими как паутина, другие — сильно и активно пульсировали. Эти последние Уониш определил как сегменты самовосстанавливающейся петли. В некоторых местах линии сгущались настолько, что среди них терялся нерв самого больного.
Уониш снова ткнул в экран карандашом.
— Проблема именно в этих переплетениях. Они существуют в сознании как некие черные дыры, и ничто не может убрать их. Но, тем не менее, они могут быть уничтожены, и я сделаю это.
— А что потом? — осторожно поинтересовался Соулек.
— Мальчик выживет, но в памяти у него навсегда останутся большие провалы.
Ни Соулек, ни Фексель ничего не ответили. Уониш приготовил инструменты, что-то подключил к монитору, и на экране появилась синяя искра. Уониш начал с ней работать. Искра двигалась то снаружи, то внутри пульсирующих желтых сплетений, разделяя их на пряди, которые постепенно таяли и исчезали совсем.
Наконец специалист по церебральным нарушениям выключил аппарат.
— Вот так. Я сохранил ему все рефлексы, речь и моторные навыки, но первоначальная память уничтожена. Впрочем, один или два пучка все же остались, они смогут дать ему какие-то образы. Но это будут не более чем видения, которые могут беспокоить, но ни в коем случае не приведут к истерии.
Врачи освободили мальчика от железных обручей, рукавов и полушарий.