– Спасибо, я приехала… – Анна расплатилась и вышла из машины, но потом, подумав немного, сказала: – А вы не могли бы немного подождать меня здесь?.. Понимаете, я приехала без предупреждения, и вдруг там никого нет дома…
– Платите, я подожду… А то уйдете, и останусь я здесь куковать…
Он был прав, этот бесстрашный водитель, который за лишний червонец согласился подождать ее на пустынной уже ночной улице, да еще и в таком, Богом забытом месте. И она, оценив это, послала ему благодарную улыбку.
Она боялась. Она снова боялась этих улиц, этого воздуха, этих подслеповатых окон, за которыми жили странные люди, которых она никогда не понимала… И этот запах, запах сырости, плесени, гнилых досок и старого жилья, к которому примешивается вонь от мусорных баков, кишащих крысами…
Более того – она боялась себя! Живущая в ней вот уже тридцать один год другая женщина, «сахалинские» корни которой сейчас находились у нее под ногами и цеплялись за нее, словно пытаясь снова вернуть ее домой, невидимыми узлами сдавливали сердце Анны и мешали дышать…
Анна в который уже раз спрашивала себя: зачем она вернулась в Москву? На похороны Милы. Таков был ответ. И это было вполне понятно. Но тут же возникал второй вопрос: а зачем она тогда приехала сюда, в С.? Тем более что ей ясно сказали, причем люди, которые жили сейчас в этой квартире, окна которой светились в тумане, что Мила умерла, погибла, ее сбило машиной… И ДРУГАЯ женщина, тихонько поскуливающая внутри Анны, ответила ей, всхлипывая, как раненое животное: я должна была приехать сюда, чтоб хотя бы увидеть ее могилу и положить на нее цветы. Хотя какие цветы? Что за бред? Она же никогда не любила Милу… Значит, она приехала в С., чтобы спрятаться от преследователей, которые охотились за нею по всей Москве… Но почему именно сюда? Быть может, потому, что здесь все знакомое и такое родное, что может придать сил и защитить? Но ведь это же форменная чушь! Вместо того, чтобы тащиться на поезде через всю страну, ей достаточно было просто позвонить Гаэлю и попросить его приехать в Москву за телом Пола Фермина, а заодно и за ней… Но, с другой стороны, зачем рисковать Гаэлем, которого могут подстрелить так же, как Фермина, когда на те деньги, которые Анна украла у Доры, можно было купить несколько билетов в Лондон? Так зачем же, спрашивается, она поехала в С.?
– Привет, сестренка… – вновь услышала она и шагнула в темноту подъезда, туда, откуда раздавался этот полушепот. – Привет…
Волосы на ее голове зашевелились, когда она вдруг с отчаянием поняла, КТО ДВИГАЛ ЕЮ ВСЕ ЭТО ВРЕМЯ! ПРИЗРАК СЕСТРЫ!
– Я приехала, – отозвалась Анна и, ничего не видя перед собой, а только вдыхая тошнотворные запахи кошачьей мочи и вареной капусты, коснулась рукой липких перил. – Привет, Мила…
* * *
«Я слышала ее шаги на лестнице, но, когда поднялась, все стихло. Я стояла в полумраке лестничной клетки перед дверью, за которой когда-то бурлила полная событий жизнь, моя жизнь. И в этой жизни было все – любовь, страсть, жажда больших денег и слезы из-за их отсутствия, хищнические планы на будущее и ночные кошмары, связанные со страхом перед разоблачением, жажда власти и, одновременно, покоя. Я стояла и думала о том, что я, так много испытавшая в жизни, должна, казалось бы, стать закаленной и подготовленной к подобного рода встречам со своим прошлым. Но на самом деле все оказалось не так, и я почувствовала себя как никогда уязвимой, слабой, аморфной, глупой, наконец… Я ненавидела себя за эти, внезапно обрушившиеся на меня чувства и проклинала себя за то, что ностальгический вирус все же добрался до меня и превратил меня из принцессы снова в лягушку или жабу, или змею… Я терпеть не могла эту вымазанную по локоть в чужой крови особу, которая вместо того, чтобы сидеть сейчас в самолете и пить мартини, глазея на проплывающие за стеклом иллюминатора облака, с ослиным упорством продолжала стоять перед дверью, ведущей в ад… Я словно видела себя со стороны, и этот блеск в глазах в предвкушении того, что сейчас произойдет (а вдруг дверь откроет Мила и примется меня обнимать, расспрашивать про мою жизнь; или, лучше того, за ее спиной возникнет знакомый силуэт Вика, который посмотрит на меня глазами предателя-сообщника и нервно облизнет пересохшие от волнения губы; или откуда ни возьмись появится Игорь, схватит меня за руку, потащит в ресторан, чтобы „сбрызнуть“ мое возвращение…), разве этот блеск в глазах не присущ мазохистам?..
Как бы то ни было, но я нажала на кнопку звонка, и он пронзил мою голову острой болью. Так бывает всегда, когда в моей жизни происходит что-то очень для меня важное и, главное, неотвратимое…»
* * *
«На пороге стояла высокая худощавая женщина в красном фланелевом халате. Из квартиры несло какой-то кислятиной.
– Здравствуйте, – произнесла я тоном нашкодившей ученицы, которая, увидев перед собой завуча, потеряла дар речи. Я действительно не могла больше произнести ни слова. Физически.
– Вы к кому? – спросила женщина, и я тотчас узнала ее голос. „Картонный“, глухой… Это она сообщила мне о смерти Милы.
Наконец я пришла в себя.
– Меня зовут Анна Рыженкова. Я сестра Милы Рыженковой, я звонила вам недавно из Москвы и спрашивала про сестру… Помните?
– Конечно, помню. Но только мне непонятно, зачем вы сюда пришли? Я же, кажется, ясно сказала, что мы купили эту квартиру, заплатили вполне нормальную сумму…
Я сделала уже шаг, чтобы войти, как натолкнулась на ее выставленный вперед острый и жесткий локоть. Она, оказывается, не собиралась меня впускать в СВОЙ дом. Что ж, ее можно было понять.
– Мне бы хотелось поговорить с вами о ней… ВЫ не могли бы рассказать, как погибла моя сестра? И что вам вообще известно о Миле?
– Мне незачем разговаривать с вами о ней. Ее сбила машина – это все, что мне известно.
– А где она похоронена, тоже не знаете?
– Странная вы женщина, да откуда же мне знать-то? Я ей кто, родственница или соседка? Вообще никто. Так что уходите, у меня муж болеет, мне некогда тут с вами…
Она почти вытолкала меня на лестницу и захлопнула дверь.
И в то же самое мгновение с верхнего, чердачного этажа, где никто не жил и где дворничиха хранила всякий хлам, вот оттуда, свесившись с перил, на меня чуть не упала женщина… Она словно сложилась пополам, свесилась, и ее белые волосы, пахнущие яблоком и одновременно какой-то краской, коснулись моего лица… Я отшатнулась, увидев в просвете между решетками перил складки черного пальто, и закричала. Женщина, словно кукла, продолжала висеть на перилах, грозя рухнуть вниз головой и разбить себе голову… И тогда я решилась приподнять ее за плечи, чтобы рассмотреть лицо.
Да, безусловно, это была Мила. Из уголка ее рта стекала струйка крови. Прямо на лестницу. Она была – уже в который раз – мертва!
Я выбежала из подъезда и бросилась к машине. Слава Богу, водитель сдержал свое слово и дождался моего возвращения.
– На вокзал? – спросил он и тем самым словно подсказал мне единственно верный путь.