– Да, это сделала я.
– А куда же потом отвезла тело?
– Никуда. Я подождала, пока перестанет биться его сердце, а потом спокойно поехала ДОМОЙ… Вернее, туда, откуда я приехала, чтобы пристрелить эту собаку…
– Но кто же тогда отрезал ему голову и занес ее на лоджию его квартиры?
– Я понятия не имею, о чем ты говоришь… – Она, и сама не замечая, перешла с Сергеем на «ты». – Какая еще голова, о чем ты? Я просто застрелила его…
– Может быть, и так. Но его голову нашли лежащей на блюде в его же собственной кухне… До этого она какое-то время находилась на столе, на лоджии. А тело Виктора Храмова выловили из Москвы-реки…
– Значит, он причинил боль не только мне… Вот и все, что я могу на это ответить. Или ты считаешь, что я способна после совершенного мною выстрела спокойно достать из кармана нож, отрезать голову, а тело отнести и бросить в реку? Уверяю вас обоих, что ничего такого я не делала…
– Я верю тебе, Берта, верю каждому твоему слову, но и ты тоже должна кое-что знать… В убийстве Храмова обвиняют его невесту, молодую женщину, которой грозит очень большой срок… Ты сможешь жить с таким грузом на сердце?
– Мы наймем ей хорошего адвоката, заплатим ему, и ее оправдают. Ведь убивала не она, а я… Но официально я ни за что и никому признаваться не стану. И даже если ты задумаешь меня подставить, Малько, я буду все отрицать. Мне терять нечего. И я не успокоюсь, пока не убью этих гадов… Илья, перестань смотреть на меня так, словно ты не узнаешь меня! Человек не статичен, ты сам учил меня этому… Я была почти ТАМ… – она закатила глаза к потолку, – и оттуда посмотрела на себя со стороны… И знаешь, что я поняла, находясь одной ногой в могиле? А то, дорогой мой Илья, что ты совершил большую ошибку, постоянно ограждая меня от настоящей жизни… Ты не хотел, чтобы я появлялась даже в метро, чтобы не столкнуться с нищими и бомжами… А я ДОЛЖНА была видеть ВСЕ ЭТО для того, чтобы примерить их жизнь на свою… Хотя не уверена, что это могло бы как-то изменить меня… Меня ведь с самого детства воспитывали, словно в оранжерее…
Берта замолчала, закрыв лицо руками. Ей необходимо было немного отдохнуть и прийти в себя. Но минуты через три она произнесла:
– Так вы можете мне назвать фамилию Профессора?
– Журавлев Валентин Николаевич… Больше того, Берта, я сам пригласил его специально для тебя…
* * *
– Почему ты мне ничего не рассказала? Как ты могла уехать, не предупредив, и заставить меня так волноваться? Разве ты не знаешь, что творится вокруг, что пропадают блондинки… А вдруг с Наташей что-то случилось, а ты молчишь? На что ты надеялась? Что найдешь ее сама, без моей помощи?
Катя с заплаканными глазами и уже обессилевшая от слез сидела в кресле, поджав под себя ноги, и так жалобно смотрела на мужа, что тот не выдержал, подошел, обнял ее и крепко прижал к себе, словно после долгой разлуки. Хотя он и настроил себя на жесткий и резкий разговор с женой, но в то же время был безмерно счастлив, когда Малько позвонил ему и сказал, что Катя дома, что она жива и здорова, и поэтому сейчас, чувствуя ее в своих руках, такую теплую, живую и родную, он и сам захотел расслабиться и доказать ей свою любовь и нежность… Но он не мог – у него, как всегда, не было времени. Надо было срочно заняться поиском теперь уже Наташи.
– Вы, женщины, удивительные существа… С одной стороны, трусливы и осторожны, а с другой – совершаете один Бог знает что… Куда-то исчезаете, прячетесь у подруг, и это вместо того, чтобы обратиться к человеку, который может оказать реальную помощь…
Катя улыбнулась сквозь слезы и поцеловала мужа:
– Слушай, Севостьянов, когда ты перестанешь говорить со мной казенными фразами? Ты такой смешной… Но я так люблю тебя…
Севостьянов вдруг заметил нежную розовую мочку уха, просвечивающую сквозь золотистую сеть волос, и залюбовался Катей, ее гладкой светлой кожей, темно-розовыми губами и слегка припухшими от слез такими красивыми и грустными глазами… Ему вдруг стало стыдно перед нею за то, что он так редко говорит ей комплименты, которые она любит, как и любая другая женщина, что его любовь в последнее время стала выражаться лишь в редких сексуальных контактах (иначе и не назовешь эти утренние, нервозные из-за страха опоздать на службу, быстрые и даже суетливые ласки), да в ночных объятиях, перемежаемых сном… Да, он утомлялся настолько, что поздно вечером, возвращаясь домой, мог только поужинать, переброситься с женой парой слов и рухнуть в постель… Это все. А ведь Катя – красивая и умная женщина, которая достойна большего внимания и заботы. И ведь он любит ее, любит, но времени и сил, чтобы дать возможность ей это прочувствовать, у него не остается… И это стыдно, невыносимо стыдно и недостойно его как мужчины…
– Не теперь, – Катя мягко отвела его руку и легко оттолкнула его от себя. – Пойми, сейчас у меня голова занята совершенно другим. Я не смогу настроиться… Извини…
Она посмотрела на него с виноватым видом и поправила на груди халат:
– Давай-ка лучше подумаем, где ее можно найти… Я была в общежитии, в котором живут ее подруги, дома у мамы, в академии, на Пироговке… Ее нигде нет, и никто ее не видел.
– Но ведь она же тебе что-то рассказывала… – стараясь не смотреть на жену, Севостьянов отвернулся, чтобы привести себя в порядок и чтобы она не смогла увидеть следы разочарования на его покрасневшем от смущения лице: ведь он первый раз за всю супружескую жизнь осмелился предложить ей свою любовь ДНЕМ. – Ведь она же тебе показала сорочку в крови…
– Показала… Если бы ты только видел, в каком она была состоянии… Бледная, как смерть, и не плачет, а трясется, словно ей не хватает воздуха…
Николай сел напротив жены в кресло и шумно выдохнул, словно освобождаясь от недавней неловкости, стараясь при этом не зацикливаться на только что пережитом конфузе. Теперь он был готов к тому, чтобы продолжить разговор.
– Расскажи-ка мне лучше все с самого начала. Итак. Тебе позвонила Наташа и сказала, что ей нужно срочно с тобой увидеться, да?
– Да, все правильно. Она позвонила мне на работу и попросила, чтобы мы встретились с ней здесь, у нас дома. Я, конечно, тут же приехала домой, а следом подъехала и она…
– На чем подъехала?
– Не знаю. Я ее об этом не спрашивала… А что, это имеет какое-то значение?
– Может быть…
– Она пришла какая-то странная, ненакрашенная, бледная, лицо осунувшееся… Я спросила ее, что случилось, и она мне ответила, что вляпалась…
– Вот прямо так и сказала?
– Да, именно так. Сказала, что теперь ей в академии делать нечего, что она не хочет дальше учиться, что она пойдет работать… Она не сидела на месте, все ходила по комнате, бормотала, что бросит учебу, а потом как-то съежилась вся, словно у нее что-то заболело, и сказала, что ей надо переодеться… И тогда я спросила ее, где она ночевала. Я просто почувствовала, что она боится мне что-то рассказать… Потом я спросила, не изнасиловали ли ее… Уж слишком потрепанный у нее был вид и больной… И она ушла в ванную. Я не вытерпела, зашла за ней следом и увидела ее спину…