Себастьяно внимательно слушал. Не знаю, что он понял из того, о чем я говорила, но он не отрывал взгляда от моего отражения в зеркале.
– Почему ты думаешь, что не нравишься этому мальчику? – спросил он наконец.
– Потому, – говорю, – что ему нравится другая девушка.
Себастьяно нетерпеливо всплеснул руками. Прямо драматический театр, мелькнула у меня мысль, потому что рукава его пиджака были расклешены, как на старинных кафтанах.
– Нет! – протестующе воскликнул он. – Он помогать тебе с домашней математикой. Он любить тебя, иначе не делать этого. Почему он помогать, если не любить?
Это у Себастьяно такой язык своеобразный. С домашней математикой… Хм. Впрочем, мне бы так по-французски заговорить, как он чирикает по-английски.
Но его слова заставили меня задуматься над тем, отчего же в самом деле Майкл так охотно и с готовностью помогал мне с алгеброй? Может, просто потому, что его совесть не допускает, чтобы лучшая подруга его младшей сестры вылетела из средней школы из-за двойки по алгебре?
И тут я, конечно, вспомнила, как, объясняя мне какие-то задачи, Майкл иногда под партой касался меня коленками. И как он близко наклонялся, чтобы исправить что-нибудь, написанное мной, и как хорошо от него пахло чистотой и мылом… Или как Майкл, рассказывая что-нибудь смешное, запрокидывает назад голову и хохочет…
Улыбаясь, Майкл становится еще красивее, еще милее, чем обычно.
– Скажи, Миа, – продолжал Себастьяно, – почему мальчик помогать тебе, если не любить тебя.
Я тяжело вздохнула:
– Потому что я лучшая подруга его младшей сестры.
Нет, а правда, что может быть печальнее?
В ответ Себастьяно загадочно улыбнулся и потянул меня за рукав.
– Ты не бойся. Я сшить такое платье для танца, что этот мальчик не думать ты как подруга младшей сестренки.
Ага. Разумеется. Странные у меня все же родственники!
В конце концов мы подобрали наряд, в котором я буду выступать по национальному дженовийскому TV. Белое платье с синей окантовкой и пышной юбкой. Ассистент Себастьяно все время фотографировал меня, чтобы я смогла взглянуть на себя со стороны и сделать свой выбор. Довольно профессиональное решение, хочу заметить.
Впрочем, это не главное. Хочу рассказать о том, что произошло сегодня после дополнительных занятий по алгебре.
Все уже вышли из класса, только я замешкалась. Так вот, мистер Джанини подходит ко мне с вопросом:
– Миа, тут у нас слух прошел, что сегодня намечалась какая-то забастовка учеников? Ты не в курсе?
Я: Нет.
М. Дж.: А… Наверное, ты не знаешь и о том, что кто-то, возможно, с целью сорвать забастовку, включил сигнал пожарной тревоги? Ну, на втором этаже, около питьевого фонтанчика?
Я: Нет, не знаю.
(Ларс на заднем плане как закашлял! Надо будет припомнить это ему, балбесу!)
М. Дж.: Так я почему-то и думал. Ты ведь и сама прекрасно знаешь, что бывает за беспричинное включение пожарной тревоги, не правда ли? Исключение из учебного заведения, да?
Я: Да, конечно, знаю.
М. Дж.: Ну так вот, я и подумал, может, ты и видела кого-нибудь, кто мог это сделать. Помнится, ты вышла из класса за пару минут до сигнала.
Я: Нет, нет. Я никого не видела.
Кроме Джастина Баксендайла, красавчика нашего. Но, понятное дело, этого я мистеру Джанини не сказала.
М. Дж.: Не уверен, ну да ладно! Если узнаешь, кто это был, передай ей, чтобы никогда больше так не поступала.
Я: Мгм. Хорошо.
М. Дж.: И еще передай от меня личную благодарность. Самое «лучшее», самое «подходящее» сейчас, перед зачетной неделей, – забастовка учеников. Ладно. Увидимся дома.
И он мне подмигнул. ПОДМИГНУЛ, как будто знал, что это я включила пожарную тревогу. Но он же не мог знать наверняка. Он же не знает про мой проклятый нос, который буквально горел, я чувствовала, даже, кажется, видела! Ужас какой.
Лилли сведет меня с ума.
Серьезно. Как будто мне мало бешеной подготовки к зачетам и приближающегося официального визита в Дженовию со всеми вытекающими отсюда последствиями, да еще и путаницы с любовью. Теперь мне еще предстоит выслушивать жалобы Лилли о том, как ее замучила администрация средней школы имени Альберта Эйнштейна. Всю дорогу до школы она твердила и твердила, что все происходящее – это «заговор молчания» против нее, потому что она, Лилли, однажды выступила против автомата с кока-колой, который стоит у нас возле физкультурного зала. Ведь очевидно, что этот автомат поставлен администрацией именно для того, чтобы превратить нас в тупых потребителей кока-кольной продукции. Потому что те, кто пьет много кока-колы, по мнению Лилли, привыкают к ней и зависят от нее, прямо как от никотина.
Да при чем тут вообще этот автомат и попытки администрации превратить нас во что-то там? Просто Лилли до сих пор не успокоилась из-за того, что не может использовать одну из глав своей книги о выживании в средней школе в своем полугодовом сочинении.
Я напомнила Лилли, что если она не представит новую тему, то получит двойку за сочинение. Принимая во внимание, что у нее до того стоят сплошь пятерки, в полугодии выйдет тройка, но эта тройка все равно испортит картину. Лилли мечтает поступать в колледж Беркли, но с такими оценками есть риск туда не попасть. И ей придется подавать документы в колледж Браун, что для Лилли равносильно поражению.
Но она меня не слушает, только твердит, что в субботу будет митинг, который организовала группа «Ученики против приватизации средней школы имени Альберта Эйнштейна». Я тоже должна там быть, потому что являюсь секретарем этой группы (председателем, естественно, является Лилли!). Конечно же, я услышала об этой группе впервые. Всегда так. Ну что за жизнь такая?
Лилли сказала, что мне надо будет только подробно все записывать, а больше ничего. И на том спасибо.
Надеюсь, Майкл тоже там будет. Может, он заступится за меня перед сестрой? Но… Как и всю эту неделю, он поехал на метро, чтобы добраться в школу пораньше и поработать над компьютерной программой к Зимнему Карнавалу.
Не сомневаюсь, что Джудит Гершнер на этой неделе тоже приходит в школу пораньше.
Между прочим, я приготовила новую открытку. Еще вчера купила ее в «Плазе». Эта гораздо лучше, чем та с клубникой в шоколадном сиропе. На ней девушка поднесла пальчик к губам, как будто произносит: «Шшшшшш»…
Тина написала на ней печатными буквами:
Красные розы алеют багрово,