Вера Петровна принесла альбом Ренуара, раскрыла его на заложенной засохшим цветком колокольчика странице с портретом «Мадемуазель Жюли Мане с кошкой».
– Видите? Кошка. Обычная трехцветная кошка… Егор сказал еще тогда Наде, что такая кошка принесет ей счастье. Так у Нади появился котенок, совершенно прелестная кошечка Сима, которую я, чтобы дочке после разрыва с Егором ничего не напоминало об этой истории, отдала одной своей знакомой. И что бы вы думали? Все получилось наоборот! Когда Надя немного пришла в себя, то сразу же вспомнила о котенке. Потребовала принести ей Симу, но вернуть ее было уже невозможно. Да и я оставалась при своем мнении, что не следует ей бередить печальные воспоминания. И тогда Надя купила вот эту ткань, и мы с ней сшили эту подушку. Не знаю, что уж происходило в ее душе, но она с тех самых пор, получается, до самой смерти (?!), с ней не расставалась. Она воспринимала подушку-кошку как нечто живое, теплое и спала с ней в обнимку. А с собой взяла ее как самую дорогую вещь… Видите, она и деньги туда положила… Бедняжка моя… – И Вера Петровна снова всхлипнула.
Я попросила ее дать мне фотографии Нади, координаты ее подруги Стеллы и, если это возможно, Егора.
– Да, это возможно, тем более что они теперь живут вместе… Представляете?!
– Да! – вспомнила я. – Мне же необходимы номера телефонов конторы, где работала Надя, ее название и адрес. И назовите фамилию директора.
Она проснулась и не сразу поняла, где находится. И лишь стук колес вернул ее из сонного забытья в реальность, и весь кошмар последних часов навалился на нее, как тяжелый черный ком… Она – воровка! Она украла кучу денег, и теперь ее наверняка ищут. И спокойно спит, даже и не пытаясь пересесть на другой поезд! А это следует сделать, и как можно скорее, пока ее не вычислили. Она должна запутать следы, чтобы ее не нашли. Если найдут, то и жить не стоит. После всего, что ей пришлось перенести, оказаться в тюрьме – на это она уже не способна.
Сейчас она выйдет, спросит проводницу, если та еще не спит, к какой станции они подъезжают, и выйдет из поезда, пересядет на другой, следующий в том же направлении.
Надя набросила на плечи кофту и, прикрыв подушку, набитую деньгами, одеялом, вышла из купе. Подошла к двери, ведущей в купе проводников, и тихонько постучалась. Но ей никто не ответил. Спит, решила она. И двинулась дальше, в туалет. Затем она решила покурить в тамбуре. И хотя курила она редко, подумала, что сейчас – самый подходящий момент: кругом тишина, мерный стук колес, обстановка, располагающая к раздумьям… Достала из кармана джинсов сигареты, открыла дверь тамбура и тотчас встретилась взглядом с мужчиной. Бледный, в фуфайке, он курил, судорожно втягивая в себя дым, много дыма, и глаза его словно тоже наполнялись дымом или туманом… Он окаменел сначала, увидев Надю, а потом его будто отпустило, он как-то хрипло рассмеялся, и Надя вдруг подумала, что он нереален, что он – как сгустившийся воздух, аллегория ее страха, этот мужичонка с прокуренным лицом…
Призрак страшно выматерился, словно выплюнул все свое отвращение к этой жизни, затем обозвал ее шлюхой, рванулся к ней, схватил за плечо и другой, свободной рукой начал сильно мять ее щеки, подбородок, словно проверяя, настоящее ли все это. Надя от страха не могла даже закричать, она лишь смотрела широко раскрытыми, полными слез глазами на своего мучителя и не могла, не хотела верить в то, что это не кошмарный сон…
Все, что с ней случилось потом, она осознавала уже как реальность: обжигающе-ледяной, металлический, грохочущий пол тамбура под своими голыми бедрами – и разрывающий ее внутренности зверь, непрерывно исторгавший грязные ругательства, словно это она была виновата во всем, что довело его до этого скотского акта…
Вот, вот тебе за все, что ты сделала, за то, что решилась на все это, твердила она себе, зажмурившись и пытаясь не провалиться в беспамятство. Все же это лучше, чем если тебя пырнули бы ножом и пристрелили! Так она внушала себе, чтобы выжить, вытерпеть эту адскую боль и непомерную тяжесть чужого тела. Дышать было трудно, но она все равно дышала – глубоко, хватая ртом воздух, пропитанный вонью немытого мужика, прогоревшего угля и железнодорожной копоти.
Она не помнила, в какой момент потеряла сознание. А когда пришла в себя и открыла глаза, то поняла, что лежит, растерзанная, на ледяном полу в тамбуре, почти голая, закоченевшая… Рядом валяется ее розовое мыло и затоптанное полотенце…
Она нашла в себе силы подняться, схватила валявшиеся в углу джинсы и принялась их надевать. Никак не могла попасть ногами в штанины, валилась на пол, рыдала и снова пыталась натянуть их на себя. Дрожа всем телом, рванулась к двери, хотела ее открыть, чтобы вернуться в купе, запереться от бандита, как вдруг поняла, что дверь с другой стороны кто-то держит. Конечно, надо было бы повернуть назад и бежать в другой вагон, но в купе – деньги, документы. И надо пробраться туда раньше бандитов и запереться, запереться!
Она услышала страшный женский крик. Короткий, как молниеносный удар топора. И все. Стало тихо. Она подергала ручку двери, тяжелую, холодную… Та поддалась, открылась, Надя просунула в купе голову и тотчас увидела перед собой нечто странное и непонятное. Движущийся прямо на нее полосатый, белый в розовую полоску, матрац.
– Разворачивайся и шагом марш! – услышала она мужской голос и почувствовала, как волосы на голове у нее встали дыбом. – И не смей бежать…
Голос раздавался из-за матраца. Надя стала пятиться, матрац – на нее. Она снова оказалась в ледяном, продуваемом тамбуре. Значит – бежать! Другого выхода не было. Черт с ними, с деньгами, надо спасать свою жизнь!
И тут матрац навалился на нее, и она увидела показавшегося из-за него мужчину, но не насильника, а другого. Высокого, бледного, худого, с ввалившимися глазами, которым явно не хватало очков. Есть такие люди, такие лица, которым словно не хватает очков.
– Мы с тобой сейчас спрыгнем, ясно? – сказал мужчина нервно. – Обними матрац и жди моей команды! Как только я открою дверь, ты подойдешь и с матрацем спрыгнешь, чтобы не так больно было, поняла? У тебя все равно нет другого выхода. Иначе тебя привлекут за двойное убийство, усекла?
– Но я не могу… Не хочу… У меня там… – она посмотрела на дверь, – документы, деньги…
– Все забудь! Главное – остаться живой и на свободе, ты поняла меня?
У него в руках был специальный ключ, которым проводники отпирают двери в поезде. Он недолго провозился с замком – дверь открылась, и Надя почувствовала, что ее сдувает с места… Из черного прямоугольника двери зияла ледяная ночь и веяло смертью…
– Прыгай… У нас не так много времени!
– Да я ведь разобьюсь!
– Нет, я же чувствую, что поезд заметно замедлил ход, скоро станция, буквально через несколько километров… ну, прыгай же!
– А вы?
– Я – следом и постараюсь тебя найти.
Она шагнула к самому краю мчащейся в неизвестность жгучей морозной темноты и, ничего не разбирая, обняв матрац, прыгнула…