3. Перестать рассказывать все подряд Лилли.
4. Купить в худ. салоне: мягкие графитовые карандаши, краску в аэрозоли, пяльцы (для мамы).
5. Написать доклад про Исландию по истории мировой цивилизации (5 страниц через 2 интервала).
6. Перестать так много думать о Джоше Рихтере.
7. Отнести белье в стирку.
8. Квартплата за октябрь! (Проверить, не забыла ли мама обналичить чек от папы!!!)
9. Стать увереннее и настойчивее. 10. Измерить грудную клетку.
Сегодня я всю алгебру представляла, как мистер Джанини на завтрашнем свидании будет целовать мою маму. Я просто сидела и тупо смотрела на него. Он задал мне какой-то совсем легкий вопрос, честное слово, он нарочно приберегает для меня вопросы полегче, как будто не хочет, чтобы я чувствовала себя обделенной и все такое, а я даже не слышала, что он спросил. Я говорю: «Что?»
Тут Лана Уайнбергер издала такой звук, который она вечно издает, и наклонилась ко мне так, что все ее светлые волосы разметались по моей парте. От нее так пахнет духами, что меня прямо в нос шибануло. А она посмотрела на меня и злобно так прошипела:
– ИДИОТКА.
Да не просто так прошипела, а протянула по слогам: «Ид-диотка».
Ну почему так получается, что прекрасные люди типа принцессы Дианы погибают в автокатастрофах, а всякие злючки вроде Ланы живут себе, и ничего? Не понимаю, что только в ней нашел Джош Рихтер? Не спорю, она, конечно, хорошенькая, но та-акая злюка! Неужели он не замечает?
Хотя, может, с Джошем Лана совсем другая, я-то уж точно была бы с ним милой. Джош – самый симпатичный парень во всей школе имени Альберта Эйнштейна. В нашей школьной форме многие мальчишки выглядят по-идиотски: эти серые брюки, белые рубашки, черные свитера или жилеты… Но только не Джош. Он и в школьной форме похож на фотомодель. Честное слово, похож.
Ладно, бог с ним. Сегодня я заметила, что у мистера Джанини ноздри ужасно оттопырены. Зачем женщине встречаться с мужчиной, у которого такие вывернутые ноздри?
За ланчем я спросила об этом Лилли, а она говорит:
– Никогда не обращала внимания на его ноздри. Ты будешь есть этот пончик?
Лилли считает, что я слишком на этом зацикливаюсь. Говорит, что я в средней школе всего месяц, а у меня уже есть плохие оценки, я из-за этого переживаю и переношу свою тревогу на отношения мамы с мистером Джанини. Лилли говорит, это называется переносом.
Все-таки довольно паршиво, когда у твоей подруги родители – психоаналитики. Например, сегодня после школы оба доктора Московитц пытались меня анализировать. Мы с Лилли сидели и спокойно играли в «Боггль». [1] Так каждые пять минут кто-нибудь из них подходил и спрашивал что-нибудь вроде: «Девочки, хотите сока? Девочки, по каналу «Дискавери» идет очень интересный документальный фильм. Кстати, Миа, как ты относишься к тому, что твоя мама собирается встречаться с твоим учителем алгебры?» Или еще что-нибудь в этом роде.
Я ответила:
– Прекрасно отношусь.
Почему, ну почему я не могу быть более уверенной и тверже стоять на своем?
Но с другой стороны, вдруг родители Лилли столкнутся с мамой в супермаркете или еще где-нибудь? Если я скажу им правду, они обязательно ей передадут. Я не хочу, чтобы мама знала, как мне все это противно, ведь она из-за этого так счастлива.
Самое ужасное, что наш разговор подслушал старший брат Лилли, Майкл. Он тут же начал хохотать, как ненормальный, хотя я лично ничего смешного в этом не вижу.
– Твоя мать встречается с Фрэнком Джанини? Ха! Ха! Ха!
Здорово, теперь братец Лилли знает! Этого мне только не хватало. Я начала его упрашивать, чтобы он никому ничего не говорил. На пятом уроке Майкл занимается в группе «талантливых и одаренных» (ТО) вместе со мной и Лилли. Это не урок, а ходячий анекдот, потому что миссис Хилл, которая в нашей школе отвечает за программу ТО, глубоко плевать, чем мы занимаемся в классе, лишь бы не слишком шумели. Миссис Хилл терпеть не может, когда ей приходится выходить из учительской – а это как раз напротив класса для ТО, через коридор, – чтобы наорать на нас.
Короче говоря, Майклу на пятом уроке полагалось работать в он-лайне над своим интернет-журналом «Крэкхэд». А мне полагалось заниматься в это время алгеброй, доделывать домашнее задание.
Миссис Хилл все равно никогда не проверяет, чем мы там занимаемся в классе для одаренных, но это, наверное, и к лучшему, потому что мы на самом деле в основном придумываем, как бы запереть в кладовке русского мальчишку, чтобы не слушать, как он вечно играет на своей дурацкой скрипке Стравинского. Считается, что этот парень – гениальный музыкант.
Но хотя мы с Майклом и объединяемся вместе против Бориса Пелковски, это еще не значит, что он будет помалкивать насчет моей мамы и мистера Дж.
Так вот, Майкл все время повторял:
– А что ты для меня за это сделаешь, Термополис? Что ты для меня сделаешь?
А что я могу для него сделать? Ничего. Делать за Майкла Московитца уроки я не могу, во-первых, он учится в старшем классе, как Джош Рихтер, а во-вторых, у него всю жизнь только отличные отметки, как у Джоша Рихтера. Майкл, наверное, на будущий год поступит в Йельский университет или в Гарвард, как Джош Рихтер.
И что, спрашивается, я могу сделать для такого парня?
Я, конечно, не хочу сказать, что у него нет недостатков. В отличие от Джоша Рихтера он некомпанейский. Майкл не только не входит в команду гребцов, он даже не входит в дискуссионную команду. Майкл не признает организованный спорт, организованную религию и вообще ничего организованного. Он почти все время проводит один в своей комнате. Я как-то раз спросила Лилли, чем он там занимается, а она сказала, что они с родителями ведут по отношению к Майклу политику типа «ты не спрашиваешь, я не говорю».
Не удивлюсь, если он там делает бомбу. Может, он вместо первоапрельской шутки взорвет среднюю школу имени Альберта Эйнштейна ко всем чертям.
Время от времени Майкл выходит из своей комнаты и роняет саркастические замечания. Иногда при этом он выходит без рубашки. Хотя он и не признает организованный спорт, грудная клетка у него неплохая, я заметила, да и живот плоский, с хорошо развитыми мускулами. Лилли я об этом никогда не говорила.
Как бы то ни было, Майклу, наверное, надоело слушать, как я предлагаю всякую ерунду, например, выгуливать его шелти по кличке Павлов или сдавать обратно в магазин пустые бутылки от минеральной воды, которую пьет его мать. Это его обязанность, он должен сдавать их каждую неделю. Я думаю, что ему все это надоело, потому что в конце концов он сказал этаким противным голосом: