ЗАТКНИСЬ, ТРИНА, отвечала я ей. Но, вы же понимаете, отвечала у себя в голове. ЗАТКНИСЬ!
Поразительно, как моя бывшая лучшая подруга могла испортить такую невинную вещь, как езда в автомобиле… даже не присутствуя при этом.
Не знаю, заметил ли Скотт, что я внезапно замолчала. Вряд ли он мог этого не заметить, ведь обычно мы разговаривали со скоростью миля в минуту.
Но, клянусь, услышав голос Трины у себя в голове, я уже больше ни о чем не могла думать.
Кроме, быть может, сердечек в книжечке Джери Линн. Это, по некой причине, я не могла выкинуть из своей головы.
Скотт, казалось, не обращал внимания на мою неожиданную немоту. В сущности, он этим воспользовался, спросив, как только мы свернули на мою улицу:
— Джен, можно задать тебе вопрос?
Что могло быть обыденнее? Он хотел задать мне вопрос. И все. Просто вопрос.
Так почему у меня в груди заколотилось сердце? Почему у меня вспотели руки? Почему мне стало трудно дышать?
— Давай, — хрипло ответила я.
Только я никогда не узнаю, что хотел спросить Скотт, потому что, когда мы подъехали к моему дому…
…восемь или семь репортеров бросились к машине и расстреляли меня вопросами,
— Джен, Джен! — кричал один из них. — Какого цвета платье вы наденете на праздник? Только намекните!
— Мисс Гриинли, — кричал другой, — у вас волосы будут подняты? Или распущены? Подростки хотят это знать!
— Джен, — вопил третий, — вы поедете с Люком в Торонто, где он будет сниматься?
— Господи, — сказал Скотт. — Они все еще охотятся на тебя?
— Еще как, — ответила я. И глубоко вздохнула, стараясь унять все еще сильно бьющееся сердце. — Что ты хотел у меня спросить, Скотт?
— О, — ответил Скотт. — Ничего. — Он улыбнулся, делая вид, что подносит к моему лицу микрофон. — Мисс Гриинли, каково чувствовать, что вам завидуют миллионы девушек по всей стране?
— Без комментариев, — сказала я, улыбнувшись в ответ. Шутка. Он просто шутит со мной. Так что, все в порядке…
…как бы то ни было.
Затем я выпрыгнула из машины прямо в объятия репортеров.
— Увидимся завтра! — крикнула я Скотту.
— Увидимся, — ответил Скотт.
Но даже тогда — хотя мы уже попрощались и вокруг нас были люди — все равно все было очень странно. Потому что я заметила, что Скотт ждет, пока я пройду мимо репортеров — «Дженни, Дженни, каково вам понимать, что вы идете на весенний бал с Самой Сексуальной Новой Звездой, которую выбрал народ?» — и пока я открою дверь, и только тогда он двинулся прочь. Он хотел убедиться, что со мной все в порядке, хотя, понимаете, был еще ясный день.
Что все это значит? Серьезно, что?
И мне пришла в голову мысль, что теперь, когда Скотт и Джери расстались, я могла бы послать Трине письмо. Знаете, я бы написала: О ГОСПОДИ, ТОЛЬКО ЧТО, КОГДА СКОТТ ВЫСАДИЛ МЕНЯ. ОН НЕ УЕЗЖАЛ, ОН ЖДАЛ, ХОТЕЛ УБЕДИТЬСЯ, ЧТО СО МНОЙ ВСЕ В ПОРЯДКЕ. КАК ТЫ ДУМА-ЕШЬ, ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ?
Только я не могла написать этого Трине. Потому что мы все еще не разговаривали.
И еще потому, что это было слишком странно. Потому что я в этом смысле не думала о Скотте.
А может, думала?
Могла бы подумать?
Только, на самом деле, у меня не оказалось времени на такие раздумья. Потому что как только я переступила через порог, зазвонил телефон.
Сначала я была почти уверена, что это она. Я имею в виду — Трина. Трина звонит, чтобы сказать, как она сожалеет о том, что случилось сегодня на хоре и просит меня ее простить.
Но это была вовсе не Трина, Оказалось, что это Карен Сью Уолтерс.
Я даже предположить не могла, что ей нужно — раньше она никогда не звонила мне домой.
Выяснилось, что Карен Уолтерс хотела узнать, все ли со мной в порядке. Она отпустила несколько шуточек по поводу характера мистера Холла и сказала:
— Мы — люди театра. Тут уж ничем не изменишь. — Затем она добавила, что надеется увидеть меня завтра на репетиции.
— Вряд ли, — медленно сказала я, удивляясь этому разговору. Хочу сказать, что в этом тоже есть нечто странное — чтобы Карен Сью интересовалась, в порядке ли я, час спустя после происшествия. Что-то я не заметила, чтобы ее это очень интересовало, когда все происходило.
— Не думаю, что я гожусь для хора вообще, — ответила я ей. — Ты сама сказала… — люди театра. А я просто не той породы.
Голос Карен Сью тут же изменился. Она спросила меня, понимаю ли я, как всех подвожу. Не только ее и хор, но и всю школу. Вся школа рассчитывает на то, что «Трубадуры» победят на «Бишоп Люерсе».
И тогда я сообразила, зачем на самом деле звонила Карен Сью. Не потому, что она заботилась о моем состоянии. Она же не побежала за мной, когда я вышла из комнаты хора.
Все дело в том, что они не нашли никого, кто мог бы бросить шляпу Трине.
Вот я и сказала Карен Сью, что единственный способ увидеть меня на завтрашней репетиции — это заставить кого-то втащить мой холодный, безжизненный труп на ступеньки и оставить его там.
И я повесила трубку, чтобы мне не захотелось извиниться за свои слова.
Карен Сью была не единственной из «Трубадуров», кто звонил мне в этот вечер. Я услышала целый букет наших сопрано. Разумеется, кроме Трины. Кроме того человека, который должен был мне позвонить, по чьей вине все и произошло. Но звонили другие.
И всем я говорила то же самое, что и Карен Сью:
— Нет, в хор я не вернусь.
Когда телефон зазвонил в одиннадцать часов ночи, мой папа, который как и мама, не знал, что произошло… и я предпочла, чтобы они так и оставались в неведении, — папа рявкнул:
— А мне еще раньше не нравилось, когда вы с Триной разговаривали…
Но когда я подняла трубку, оказалось, что это не «Трубадур», который умоляет меня вернуться. Это был Люк Страйкер.
— Джен, — сказал он. — Привет. Надеюсь, не разбудил. Здесь в Л.А. всего девять часов. Я забыл о разнице во времени. Родители злятся?
Они, конечно, злились, но не на Люка. Я заверила его, что все в порядке. А потом поинтересовалась, из-за чего он звонит. Может, он, спросила я себя, позвонил, чтобы отменить свое приглашение на «Весенние танцы»?
Знаю, что это выглядит безумием. Знаю, что любую девушку Америки такой звонок должен был бы напугать. Знаете, Люк Страйкер отменил свидание.
А я? Я пыталась не обращать внимания на мой участившийся пульс. Потому что, если Люк отменил наше свидание, то я — свободна… свободна и могу пойти на вечеринку Куанга.
Я не спрашивала себя, почему у меня возникли такие мысли. Я не спрашивала себя, с кем я хотела бы пойти на эту вечеринку,