Я лежу с холодным мокрым полотенцем на лбу. Честно говоря, писать дневник и одновременно держать на лбу холодный компресс довольно трудно, но я ухитряюсь. Медсестра сказала, что мне нужно постараться не двигаться и поменьше думать, Ха! За кого она меня принимает? Это же Я, Миа Термополис! Для меня невозможно не думать слишком много, я только и делаю, что думаю. К счастью, она не видит, что я не выполняю ее распоряжения, потому что она зашла в отгороженный закуток и заполняет там какие-то бланки. Если я попаду в сумасшедший дом, то не смогу в понедельник участвовать в дебатах с Ланой.
Только медсестра Ллойд сказала, что я не сумасшедшая. Она говорит, что у каждого свой предел прочности, и я дошла до своего предела, когда, получив еще одну четверку по английскому, вышла в коридор и увидела там свою бабушку, которая стояла в тиаре и горностаевой мантии и вручала каждому, кто проходит мимо, ручку с надписью «Собственность королевского дворца Дженовии».
Медсестра Ллойд говорит, что я не виновата в том, что сошла с ума, выхватила у бабушки коробку с ручками и запустила ею в камеру наблюдения, которая висит перед дверью в кабинет директрисы Гупты. Камера даже не разбилась. Это я к тому, что ручки-то разлетелись во все стороны. Но камере ничегошеньки не сделалось.
Не знаю, зачем им понадобилось звонить моим родителям.
Медсестра Ллойд говорит, что до их приезда мне нужно просто полежать спокойно. По моей просьбе она не пускает ко мне бабушку. На самом деле бабушка тут не виновата. Я хочу сказать, она просто пыталась помочь. Наверное, ей позвонила Лилли и рассказала про Ланины помпоны. Вот бабушка и сочла своим долгом примчаться в школу с чем-нибудь, что, по ее мнению, могла бы раздавать я. Конечно, кто же откажется от ручки, на которой написано «Собственность королевского дворца Дженовии»?
На самом деле в этой истории никто не виноват. Кроме меня. Мне вообще не надо было отдавать мисс Мартинез то сочинение. О чем я только думала? Как я могла ХОТЯ БЫ НА МИНУТУ ПОДУМАТЬ, что ей понравится сочинение, в котором запретная любовь Ромео и Джульетты сравнивается с любовью Бритни Спирс и Джейсона Аллена Александера? Я хочу сказать, да, я вложила в это сочинение свою душу и сердце. Я хотела, чтобы читатель почувствовал, как больно было Бритни, когда менеджеры, пресса и звукозаписывающие компании разлучили ее с Джейсоном. Мне было абсолютно ясно, что эти двое, которые любили друг друга с детства, были предназначены друг для друга… Надо было догадаться, что мисс Мартинез не разделит мои переживания за Бритни. Ясно же, что она никогда по-настоящему не вслушивалась в песню «Токсик».
Только этого не хватало. КТО-ТО ИДЕТ!!! НАДО СРОЧНО ВЕРНУТЬ НА ЛОБ КОМПРЕСС!!!
11 сентября, пятница, кабинет медсестры, позже
Это был всего лишь папа. Я спросила, как он смог так быстро добраться, и он объяснил, что был на пути во французское посольство, где собирался возражать против исключения Дженовии из Евросоюза. От этого мне еще хуже стало. Папины слова мне сразу напомнили, что своей затеей с улитками я очень сильно подвела мой народ. Папа сказал, чтобы я не переживала, и что если кого-то и надо исключить из Евросоюза, так это Монако, которое позволило Жаку Кусто сбросить в Средиземное море южноамериканские водоросли. Или Францию, которая целых десять лет после этого сидела сложа руки. Впрочем, как заметила папа, Франция обычно только этим и занимается.
Я извинилась перед папой за то, что нарушила его серьезные политические планы на этот день, но он похлопал меня по руке и сказал, что каждый имеет право иногда впадать в истерику. Я спросила, мол, это медсестра Ллойд поставила мне такой врачебный диагноз, а он сказал, что нет, не совсем так, просто в свое время он повидал немало истерик. Но они всегда были вызваны тем, что кое-кому досталось больше переживаний, чем она могла выдержать.
Мне было ужасно неловко реветь, как большой ребенок, перед всей школой, не говоря уже о том, чтобы позже делать то же самое при папе. Особенно когда под рукой нет бумажных носовых платков, потому что все их запасы я уже израсходовала. В результате мне пришлось сморкаться в папин шикарный шелковый носовой платок. Правда, мне не показалось, что папа сильно возражал. Наверное, он его просто выбросит и купит себе новый, как Бритни Спирс поступает с нижним бельем. Все-таки хорошо быть принцем. Или поп-звездой.
В общем, пала был вроде как озабочен и все спрашивал меня, что не так.
Что не так? Папа, ты издеваешься? Да абсолютно все!
Естественно, рассказать я могла ему только о мисс Мартинез. Я точно знала, что если попытаюсь рассказать, как меня достали эти дурацкие выборы, он не поймет и скажет что-нибудь отеческое тина «Ах, Миа, не падай духом, ты знаешь, что отлично справишься». Ясное дело, я не могла рассказать ему про Майкла. Я хочу сказать, я люблю своего папу, мне совсем не хочется, чтобы у него голова лопнула. Сначала папа мне просто не поверил. Ну, вы понимаете, он не поверил, что я могу получить по английскому четверку. Мне пришлось достать свое сочинение и показать ему. Потом он грозно так прищурился – правда, думаю, он сделал это в основном потому, что его очки для чтения остались в лимузине – и несколько раз кашлянул. Потом он сказал что-то насчет того, что, дескать, это он получает за двадцать тысяч долларов в год, которые платит за мою учебу, и куда, мол, катится мир, если девичью мечту могут так запросто растоптать как козявку, и что если мисс Мартинез думает, что ей это сойдет с рук, то она глубоко ошибается.
Ну вот, кажется, все. Поначалу было даже интересно наблюдать за папой, как он кипятится, весь такой возмущенный. В конце концов медсестра услышала, зашла к нам и велела ему не шуметь и выйти. Но пока медсестра Ллойд выпроваживала моего папу, в кабинет ухитрилась просочиться мама. Она была вся такая взъерошенная, с Рокки на перевязи. Я села и понюхала его головку, от головки Рокки всегда так хорошо пахнет, почти так же хорошо, как от шеи Майкла, хотя, конечно, совсем по-другому. Только запах головки Рокки не действует на меня так же успокаивающе, как запах шеи Майкла. Пока я вдыхала запах Рокки, мама сказала:
– Миа, твой нервный срыв случился на редкость не вовремя. Наш самолет в Индиану улетает через два часа.
Я ее заверила, что никакого срыва у меня нет, что у меня просто истерика. Я не стала объяснять, что ее вызвало. Ну, вы понимаете, это я про то, что Дана мне говорила про ребят из колледжа. И про то, как потом мисс Мартинез растоптала мою мечту стать писательницей. Вместо этого я сказала, что, наверное, я еще не адаптировалась к смене часовых поясов после того, как провела лето в Дженовии и все такое. – Разница во времени тут ни при чем, – заявила мама презрительно. – Во всей этой истории виновата Кларисса Ренальдо.
Что ж, я не хотела говорить об этом вслух. Во всяком случае маме, у которой и так хватает причин не любить бабушку. Но это правда, что последней соломинкой, переломившей спину верблюда, стало то, что я увидела бабушку, раздающую в коридоре ручки.
– Она хотела как лучше, – сказала я маме. Мама, похоже, не была в этом уверена.