Марго, или Люблю-ненавижу | Страница: 52

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Я так хочу.

– А я – не хочу.

– Тебе не удастся вывести меня из терпения – я сегодня в хорошем настроении, – улыбнувшись, сообщил Алекс, но я-то слышала, с каким усердием он маскирует вспышку злости.

– Поздравляю. Мир может расслабиться и отдохнуть пару часов.

– Мэри… я прошу тебя… – Ого-го, как заговорил, надо же!

Алекс присел рядом с Мэри, взял ее за руку и вынул из пальцев карандаш.

– Это пара минут.

– Что ты еще хочешь от меня? Я уже и так живу здесь как заложница. Что тебе нужно теперь? Моей крови на завтрак? Возьми! – Она резко вскинула свободную руку и поднесла запястье к губам Алекса. Тот рассмеялся и, поцеловав, опустил ее руку на кровать.

– Спасибо, конечно, но на завтрак я предпочитаю кофе. Мэри…моя просьба может показаться странной, но обещай, что выполнишь.

– Почему меня не удивляет твое предисловие? Сейчас что-нибудь эдакое потребуешь – ты ведь не просишь, ты у нас приказы раздаешь.

– Мэри, я не настроен ссориться.

– Мы не в песочнице, чтобы ссориться.

Мэри нарывалась на неприятности, я чувствовала это по тону, по тому, как она нервно прикусывает губу после каждой фразы. Единственное, что непонятно: зачем она делает это, зачем дразнит Алекса, а главное – как он терпит такое поведение? Неужели только ради того, чтобы получить деньги с заказчика?

– Мэри… а ты не думаешь, что мне скоро надоест?

– И что? Ты выставишь меня? Алекс, поверь – я могу уехать хоть сейчас.

– Да? И куда же вы, мадам, направитесь? В объятия к супругу? То-то радости будет! – ехидно поддел Алекс. – Он с тебя кожу снимет столовым ножом – и все. Коврик потом сделает, к кровати, чтоб каждое утро тебя видеть.

– Тебе-то что за забота? – огрызнулась она.

– Мне? Значит, есть забота, Мэ-ри… значит, есть… – Он начал наклоняться к ней, и я зажмурилась – стало почему-то больно видеть, как он сейчас поцелует ее.

Однако в ответ раздался голос Мэри:

– Не заставляй меня унижать тебя пощечинами. Алекс, это просто за гранью. Я очень люблю Марго и не сделаю ей больно.

– При чем тут Марго?

– При том, – отрезала она. – Говори, зачем пришел.

– Подари мне свой локон, Мэри.

– Заболел? – удивилась она. – Что за ерунда?

– Прошу тебя. Мне это важно.

– Алекс, ты спятил…

– Так можно? – Алекс огляделся и увидел в раскрытой косметичке маникюрные ножницы.

Пощелкав ими, он придвинулся к Мэри, вытянувшейся от неожиданности в струнку, намотал на палец прядь ее рыжих волос и приблизил к ним острые лезвия ножниц. Отрезав волосы, он не сразу отпустил Мэри, а зачем-то провел кончиками ножниц по ее щеке от виска к подбородку. Мэри не шевелилась и не отводила от него взгляда. Алекс вдруг увлекся этим – ножницы скользили по лицу Мэри, а она по-прежнему не двигалась и все смотрела ему в глаза. Эти ужасные ласки привели меня в полубессознательное состояние – я все время ждала, что вот сейчас, сейчас он нажмет чуть сильнее – и на бледной коже Мэри покажется полоска крови. Черт! Я словно сглазила его – он вздрогнул и отшвырнул ножницы. Мэри даже не шелохнулась, сидела, как замороженная, и смотрела на то, как суетится по комнате Алекс, отыскивая что-то, чем можно стереть кровь.

– Прости, я не хотел…

– Не ври, – ее голос был глухим и тихим, я еле разобрала. – Ты хотел – просто не мог найти повода.

– Мэри…

– Уходи, Алекс. Я все сделаю сама. Уходи. Нет, стой. – Она с усилием сняла с пальца перстень, провела им по кровоточащей ранке на щеке и протянула Алексу: – Вот, возьми. Ты ж на память хотел – так пусть будет это.

– Зачем… – начал он, но Мэри повысила голос:

– Все, уходи. Мне больно, я хочу встать и обработать рану.

Алекс поднялся, небрежно надев кольцо на мизинец, и вышел. Наткнувшись на меня, он даже не удивился, кажется, а только спросил шепотом:

– Опять подслушивала? Собирайся, нужно ехать.

Когда я, уже совершенно готовая к выходу, постучала в его кабинет и толкнула дверь, не дождавшись приглашения, то обнаружила Алекса сидящим в кресле и рассеянно вертящим в пальцах перстень Мэри. Я приблизилась и заглянула через плечо – он рассматривал неровные штрихи, оставленные капельками крови на идеальной поверхности бриллианта.

– Она ненормальная, Марго, – буднично сообщил он мне, словно я сама не знала этого.

– А кто нормальный, Алекс? Я? Или, может быть, ты?

– Марго, она не говорила тебе, что знает дату своей смерти? – неожиданно спросил он, и я вздрогнула:

– Ты что?! Нет, конечно.

– А вот мне сказала. Но назвать отказалась, хотя я очень настаивал.

– Зачем тебе?

– А как иначе я смогу ее уберечь?

С этого момента я опять перестала его понимать. То он кричит, что знать ее не желает, называет сучкой и ненормальной, а то говорит тихим голосом такие ужасные вещи и собирается защищать ее от чего-то. Кто из них двоих более ненормален, определить не взялся бы, я думаю, ни один психиатр. Так что куда уж мне…

Пока я размышляла, Алекс успел сложить в сумку вещи Мэри, упаковать в почтовый конверт прядь ее волос и только над перстнем он задержался на мгновение, еще раз внимательно осмотрел его и только потом опустил в тот же конверт.

– Едем, Марго, много дел.


Он привез меня на какой-то пустырь – я даже не думала, что в Швейцарии случаются такие заброшенные места. Это не была свалка в прямом смысле, но тут полно было остовов старых автомобилей, каких-то полуразложившихся покрышек, запчастей, горы старых газет и тряпья. Запах соответствующий… Меня едва не вывернуло наизнанку, я с трудом дышала, стараясь делать это пореже, чтобы не вбирать в легкие здешний смрад.

Алекс извлек из багажника сумку и какой-то бумажный пакет, из которого вынул яркую коробку.

– Что это? – спросила я, борясь с подкатившей тошнотой.

– Это Мэри, – хохотнул Алекс, разворачивая коробку лицевой стороной ко мне.

Я присмотрелась и ахнула – надувная кукла из секс-шопа. Но самым забавным моментом оказалось имя на упаковке, то, которое нужно, – «Мэри». Не зная, плакать или смеяться, я отвернулась, а Алекс, распаковав коробку, вздохнул:

– Господи, ты видишь, чем приходится заниматься ради паршивых ста тысяч?

– Ста тысяч? – удивилась я, и он подтвердил:

– Да, дорогая. Именно в эту сумму оценил Костя жизнь своей обожаемой жены. Сто тысяч в европейской стабильной валюте. Вот так.

– И ты что же – возьмешь?

Он посмотрел так, словно поймал меня за каким-то неблаговидным занятием: