Сочинскими правоохранительными органами была проведена работа, связанная с поисками фермеров, выращивающих кроликов. Эти люди подтвердили, что Лебедевой (Полетаевой) регулярно, один раз в месяц, доставлялись живые кролики.
Смоленская, которой повезло и она успела побеседовать с дрессировщиком удавов, Виктором Рашидовым, выступавшим в С. в одной программе с труппой Максимова, рассказала нам о питонах массу интересного. Что кормят их исключительно живыми кроликами или цыплятами один раз в месяц, что трехметровый питон, удушивший Пунш, был трехлетнего возраста, что он действительно может удавить человека, предварительно вцепившись зубами ему в шею или плечо, если чрезвычайно голоден. Пунш, назначая свидания будущим жертвам, укладывала своих питомцев прямо у порога, чтобы, открыв дверь, несчастные не могли не наступить на рептилию. Питон может даже ПРЫГНУТЬ метра на два и сделать стойку, чтобы вцепиться в жертву зубами, после чего уже молниеносно обвиться своим сильным телом вокруг жертвы… Главное, чтобы на одежде жертвы было хоть немного кроличьего пуха и крови…
Оставалось непонятным одно: желание Лены Лебедевой во всем походить на настоящую Елену Пунш, след которой потерялся, поскольку ее могила хоть и была пятилетней давности, представляла собой странное захоронение, как выразилась Смоленская, «своего прошлого». Двадцатилетний питон, смерть которого наступила (как показали результаты экспертизы) вследствие естественных причин, в частности, возраста (останки кроличьей шерсти, обнаруженные в гробу рядом со скелетом питона, указывали лишь на то, что он перед смертью плотно закусил), какие-то полуистлевшие книги, одна из которых оказалась тем самым пособием по кройке и шитью, откуда Еленой Пунш и были выбраны фасоны платьев…
Как сказала Смоленская, не будь у Пунш такой фантазии, связанной с этими платьями, лилипутами и вообще цирковыми атрибутами, и будь она поумнее и поздоровее, мы бы никогда ее не нашли.
Юра Лебедев, благополучно дождавшийся в гостиничном номере развязки событий, к которым имел, как выяснилось, лишь косвенное отношение, рассказал, что его бывшая жена, Елена Пунш, тоже дрессировала питонов и выступала с ними на арене. В доказательство этого он продемонстрировал сохранившуюся у него афишу с изображением Елены, держащей на плечах двух тигровых питонов, но все это было почти двадцать лет назад и не могло иметь к недавним убийствам никакого отношения.
Лебедев ездил к Желткову в морг, чтобы взглянуть на труп Пунш, признал, что она действительно очень похожа на его жену, но это не Елена, тем более что настоящей Елене Пунш сейчас было бы лет на двадцать больше. Кроме того, он, ничего не зная о практически пустой, фальшивой могиле своей бывшей жены, продолжал утверждать, что она умерла от воспаления легких.
На вопрос следователя, каким образом платья его жены могли попасть в руки незнакомых людей, которые использовали сценический образ настоящей Пунш в своих преступных целях, Юра Лебедев лишь развел руками: «Она забрала их с собой, а уж что с ними стало дальше – кто может знать?..»
…Поэтому теперь, когда Нелли задала Изольде вопрос: «Где же ваша преступница?» – нам было трудно ответить на него без риска вызвать у невозмутимой Нелли очередной взрыв смеха. Кроме того, весь рассказ об убийствах, совершенных как на побережье, так и в С., которые были связаны между собой довольно крепко, сильно припахивал шизофренией. Но кто конкретно был болен этим психическим заболеванием – мама Надя ли, по которой тюрьма начала плакать, когда Пунш еще не появилась на свет, или ее воспитанница, – так и осталось невыясненным.
* * *
– Что это вы замолчали? Я спросила: где же ваша преступница? И нечего на меня сердиться только за то, что я немного иронизирую по этому поводу… Дело в том, что в каждом из нас сидит преступник, и следователь такого ранга, как ты, Изольда, должен быть отличным психологом и очень внимательным человеком, прежде чем начать поиск убийцы… Ведь что для убийцы главное – оставаться непойманным. А для этого ему нужно хотя бы мысленно перевоплотиться в следователя, а следователю – как это ни парадоксально – в убийцу, чтобы попытаться представить себе, как тот будет действовать, чтобы его не поймали. А у тебя, Изольда, довольно скромный жизненный опыт, ты вообще мало знаешь о жизни, о мужчинах, о предательстве, лжи, коварстве, изменах, деньгах и любви, наконец! Но, пожалуйста, не воспринимай это как упрек. Больше того, это даже своего рода комплимент, поскольку я бы рада была оказаться на твоем месте. И тогда у меня было бы меньше морщин…
Мама рассеянно улыбнулась – сказать про морщины беременной женщине с оранжевым от пигментных пятен лицом и выглядевшей лет на десять старше?! Здесь она явно совершила тактическую ошибку, но тут же нашлась и добавила:
– …И мне бы не пришлось тратить столько денег на косметику… Кстати, тебя очень хорошо покрасили, волосы – просто блеск!
– Мама, тетя Изольда беременна… – сказала я, потому что никакой тайны моя тетя из этого делать не собиралась и еще перед маминым возвращением мы договорились, что скажем ей правду.
– Что? Беременна?! Изольда, ты шутишь! Хотя… А я все гадаю, откуда у тебя на лице эти отвратительные оранжевые пятна! Беременна, ну это же надо! И тебе не страшно?
– Мама, прекрати, тетя была у врача, и у нее все нормально. – Мне стало стыдно за столь бесцеремонное поведение собственной родительницы, которой, наверное, и в голову не пришло, что этими словами она лишний раз заставляет волноваться и без того запуганную предстоящими родами Изольду.
– Изольда, а кто же отец ребенка? И когда роды?
– В конце февраля, – ответила я за тетушку.
– Жаль, что мы с Валентиной будем в это время далеко отсюда… Ну да ладно, постараемся приехать, думаю, что Иванов нас отпустит… Как твой английский, доченька?
И мама начала ворковать, как сытая праздная птичка, случайно залетевшая в окно, чтобы, убедившись в нашем убожестве, лишний раз порадоваться своему превосходству над нами и, сверкнув ярким опереньем, снова упорхнуть, улететь туда, где существует совсем другая, теплая и цветущая страна, имя которой СЧАСТЬЕ…
Глядя на обеих сестер, женщин, ближе которых у меня никого нет, я невольно – и уже в который раз! – приняла сторону своей матери. Да, мне хотелось жить именно так, как живет она, и радоваться каждому солнечному погожему дню, каждому распустившемуся цветку…
На фоне праздничного существования моей матери, купающейся в лучах собственной красоты и безмятежности, жизнь Изольды представала в черно-белых тонах, и даже беременность, вместо того чтобы придать ее облику более светлые и жизнеутверждающие краски, сделала его, наоборот, более мрачным. К тому же ее личная жизнь в браке с любвеобильным Варнавой представлялась мне более чем сомнительной в плане надежности и счастья. Мужчина, страстно любивший Пунш, вряд ли будет счастлив с такой правильной и суховатой особой, как моя тетушка.
Варнава, так и не дождавшись от Пунш денег, сначала запил, потом, взяв себя в руки, вернулся ко мне, но я, показав ему фотографии мертвой Пунш, ставшей жертвой питона, убедила его пойти к Изольде и рассказать ей все, в чем незадолго до смерти призналась ему Пунш. «Иначе, – заявила я ему вполне серьезным тоном, – тебя привлекут за соучастие…» Ему ничего не оставалось, как согласиться со мной и, вернувшись к Изольде, попросить у нее помощи. Таким образом и родилось ИХ ОБЩЕЕ МАЙСКОЕ АЛИБИ, так необходимое им обоим.