Лене тоже показывали тело, но она не знала эту женщину. И никогда прежде не видела. Может, эта женщина имеет какое-то отношение к Миле Белоус? Может, это какая-нибудь ее приятельница… Если бы Лена не знала настоящей Белоус, то можно было бы предположить, что в багажнике ее тело. А так… Где теперь Нина-Мила? Очнулась от своих таблеток, протрезвела, что называется, от наркоты, оглянулась, а Лены-то нет. И сумки тоже нет. Она сразу поняла, что ее раскрыли, и сбежала из пансиона. Куда? Понятное дело, к себе домой. Лежит там сейчас себе на шикарной постели и спит крепким сном… Хотя, может, и не спит, а курит, сидя на террасе и любуясь на звезды, досадуя на то, что план ее изощренной мести так и не удался – клиент сбежал… Но зачем, зачем она пристала к ней на трассе, зачем схватила за руку, когда Лена собиралась отправиться в Москву, чтобы там начать новую жизнь? Что ей вообще надо было? И нужно ли рассказывать Собакиной о том, что Тахирова уже нет в живых, что он убит?..
Так, измучившись и не решив окончательно, что именно она будет рассказывать Собакиной и в чем признаваться, она к утру уснула.
Ей повезло, в камере, кроме нее, были только две «синюшки», которые всю ночь проспали мертвым сном.
А утром ее вызвали на допрос. Шагая по узкому, выкрашенному зеленой краской коридору и прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за дверей кабинетов, расположенных по обеим его сторонам, она мысленно готовилась к долгому и упорному молчанию. Единственно, чего она боялась, – так это если ее будут бить. Она слышала, что людей бьют, чтобы выбить из них показания. Если ее ударят, она постарается сразу же притвориться, что упала в обморок. Главное теперь было – дождаться Собакину. Телефон, который, благодаря Олегу Медведкину, остался при ней, все равно не работал – его никто за последние три дня не заряжал. И это было непростительно при ее-то ситуации. А так бы она точно знала, отдала Оля деньги адвокату или нет. Хотя она и так чувствовала, что на такого человека, как Оля, надежного и порядочного, можно положиться.
Ей казалось, что коридор никогда не кончится. Мысли ее кружились вокруг Собакиной, трупа в багажнике, вокруг Милы Белоус, похищенного тела Тахирова… Сколько часов прошло с тех пор, как она узнала, что Нина и есть Мила Белоус, а вот разгадать ее план и понять, что ей надо было от нее, от Лены, она так и не сумела.
В кабинете следователя, куда ее привели, она сразу увидела на столе знакомую ярко-синюю обложку паспорта. Она узнала ее – это была обложка паспорта, принадлежащего Людмиле Белоус. Наверняка первый вопрос будет о том, каким образом сумка с чужими вещами оказалась в машине Лены. Конечно, она может солгать, сказав, что это ее сумка, тем более что в ней нет ничего особенного, что отличало бы ее от содержимого любой другой женской сумки. Но в ней был паспорт Белоус… К тому же в машине была и ее собственная сумка. Спрашивается, зачем девушке сразу две сумки с примерно одинаковым содержимым?
Она повернула голову: да, так и есть, на соседнем столе лежат две сумки. И в ее собственной сумке ее личные документы плюс деньги.
– Я не стану отвечать ни на один ваш вопрос, – сразу же заявила она, трясясь от страха, холода и голода. – Можете не тратить на меня время и вернуть в камеру. Сегодня приедет мой адвокат, мне надо будет с ней поговорить, и только после этого я расскажу вам все, что знаю.
– Она звонила мне, – сказал, насмешливо глядя ей в лицо, Велькин. – У нее какие-то дела, и она не сможет выехать. Просила вот передать вам…
Этого она уж никак не ожидала. Ей показалось, что пол в кабинете накренился и она сейчас упадет…
– Дайте мне телефон, и я позвоню ей… Почему я должна верить вам?
– Мне все равно, верите вы или нет. Больше того, мне абсолютно безразлична ваша судьба в отличие от вашего земляка Медведкина. Он приехал и уехал, а мне разгребать все это дерьмо! Значит, так, голубушка, не строй из себя жертву, все равно тебе никто не поверит…
Ну все, он плавно скатился с вежливого обращения на «ты», и теперь ее молчание может обернуться для нее боком. Почему она, собственно, должна молчать, если она никого не убивала? Про Тахирова им все равно никогда не узнать… Пусть докажут, что эту бабу убила она. Да и кто сказал, что она убита?
– Для начала ты скажешь мне, где твоя сумка. Не правда ли: очень простой вопрос.
– Обе сумки – мои.
– Возможно, ты стала считать вот эту, вторую сумку, – он ткнул пальцем в сумку Белоус, – и своей, но прежде она принадлежала совершенно другой женщине. Видишь ли, на ручках этой сумки и на всех предметах, в ней находящихся, – отпечатки не твоих пальцев. Как ты это можешь объяснить? К тому же в ней находился паспорт на имя Людмилы Алексеевны Белоус. Ты знакома с ней?
Теперь, когда ей стало известно, что Собакина сегодня не приедет, она не знала, как ей себя вести, что говорить. Если она скажет, что знакома с этой женщиной, то как она объяснит этому Велькину, каким образом ее сумка попала к ней в машину?
– А я могу задать вам вопрос?
Она даже зажмурилась, боясь услышать дежурную фразу, которую повторяют все следователи или комиссары полиции во всем мире: «Здесь вопросы задаю я».
– Валяй… – вдруг услышала она.
– Вы не сказали мне главного: почему меня задержали? Вы не предъявили мне никакого обвинения.
Она и сама не ожидала от себя такой грамотности в построении вопроса. Но ведь это сущая правда: ее бросили в изолятор, не удосужившись предъявить обвинение или попросту объяснить, в чем ее подозревают. Хотя она и так понимала – в ее машине найден труп… Но пусть хотя бы назовут имя этой женщины.
– Ты пока еще лишь подозреваемая в совершении убийства, об обвинении говорить как бы рановато…
– Подозреваемая в совершении убийства… И кого же я, по-вашему, убила?
– Наш человек опознал в трупе довольно известную в вашем городе бизнес-леди – Людмилу Алексеевну Белоус.
– Белоус?.. – она нервно хихикнула. – Вы что, издеваетесь надо мной? Да она живее всех живых! Я только вчера рассталась с ней и утащила у нее эту сумку, чтобы она поняла, что я ее раскусила… что никакая она не Нина, а Мила Белоус… Она всю дорогу спала головой на своей сумке, все боялась, что я увижу ее паспорт, а на самом деле она никакая не Нина…
Она чувствовала, как в голове ее поднялся шум, какой бывает в ветреную погоду на море. Она даже не слышала собственного голоса…
– Это не может быть она, не может… Мила водила меня за нос, а когда мы приехали с ней сюда, она, оставив меня в кафе, сама спустись вниз, в свой дом, там быстренько переоделась в белые брюки, схватила стакан с апельсиновым соком и уселась на террасе… Она хотела мне показать, что Мила находится в доме, а она, Нина, не имеет к этому никакого отношения, но это была она – Нина и Мила – два в одном!
Велькин смотрел на нее с нескрываемым интересом. Пальцы его, сначала пытавшиеся что-то напечатать на компьютере, повисли в воздухе, а в глазах читалось полное недоумение. Похоже, он никак не мог взять в толк, о чем она вообще говорит.