Хохол не пришел, давая понять, что сердится и не желает разговаривать, а Марина долго не могла уснуть, ворочалась с боку на бок в постели. «Да, опять я перегнула, опять влезла во что-то, не подумав ни о ком, кроме себя, а в этой ситуации такое поведение чревато очень большими неприятностями».
Она встала, накинула халат и тихонько пошла в детскую, где в своей кроватке, разметавшись во сне, посапывал Егорка. Подвинув к кроватке стул, села и положила голову на скрещенные на перилах руки, глядя на спящего мальчика. Он чему-то улыбался, и на щечках появлялись ямочки, а носик смешно морщился, как у кролика. Коваль просидела возле него всю ночь, до самого утра так и не сомкнув глаз, и все время напряженно думала, как же уберечь мальчика от возможных неприятностей. Егорка проснулся и сразу потянул к матери ручки, сонно еще пролепетав:
– Мама…
– Да, мой хороший, я с тобой. – Она вынула его из кроватки и прижала к себе, укачивая, чтобы он подремал еще немного.
Егорка ухватился за борт халата, уткнулся мордашкой в грудь и снова засопел, пригревшись, как котенок. Вскоре появился Хохол, злой и небритый, мимоходом чмокнул Марину в макушку и буркнул:
– Доброе утро.
– Судя по тебе, вряд ли оно очень доброе, – заметила она шепотом, чтобы не разбудить Егора. – В чем дело?
– Спал плохо. А ты чего в такую рань подпрыгнула?
– Я и не ложилась. Ты ведь знаешь, я не могу спать, когда тебя нет рядом.
– То-то я и смотрю, глаза красные, а подумал – с похмелья болеешь. Давай мне Егора и иди ложись.
– Не хочу, – отказалась Марина. – Женя, ты злишься на меня?
– Злюсь?! Да я прихлопнуть тебя готов, ты не представляешь, как руки чешутся! – взревел шепотом Хохол, останавливаясь возле окна и опираясь руками на подоконник. – Я всю ночь ворочался, все думал, какими словами тебя убедить отказаться от мысли потягаться с Кадетом!
– Жень, а ведь еще ничего и не началось, что мы в панику ударились? Может, и не будет никакой тяжбы, может, это опять Бес решил меня за нервные окончания подергать?
– Ну да! – с сарказмом проговорил Хохол. – Такие, как Кадет, слов зря не произносят, и раз уж он обмолвился Бесу, то будь уверена, так и есть, как Гришка тебе рассказал.
Коваль подняла на Женьку глаза и твердо сказала:
– Я не отступлю, понимаешь? Лучше сдохну.
– Кому лучше? Мне? Или, может, Егорке лучше будет, если он во второй раз потеряет мать? Дура!
– Возможно. Но клуб не отдам.
– Да иди ты на хрен, Коваль! – заорал Хохол, выскакивая из комнаты. – Беспонтовая идиотка!
От его крика Егорка проснулся и заплакал, и Марина моментально отвлеклась от Женькиных слов, успокаивая ребенка. Кое-как уговорив мальчика, она понесла его в ванную, умыла, поменяла пижаму на спортивный костюм и спустилась с Егоркой на руках в кухню, где уже Даша накрывала стол к завтраку. Усадив сына в стульчик, Марина подвинула тарелку с овсянкой и протянула Егору ложку:
– Вперед, боец!
Рассеянно помешивая ложечкой кофе в чашке, она наблюдала за тем, как Егор пытается самостоятельно есть кашу, то и дело роняя часть содержимого на стол. Даша посмеивалась возле плиты:
– Нелегкая работа, да, Егорка?
– Сам! – пробурчал мальчик, и Даша закатилась еще громче:
– Вот настырный чертенок! Сам – и ваших нет!
– Давай помогу? – предложила Марина, потянувшись к нему рукой, но Егорка проворно убрал ложку за спину и заявил:
– Мама, нет! Сам!
Коваль покачала головой, удивляясь тому, насколько он похож в этом на нее – сам, мое, не трогай! Как будто он ее родной сын…
– Папа! – заголосил радостно Егорка, повернувшись к двери и заметив там Женьку, вернувшегося с пробежки.
– Привет, мужичок! – отозвался тот, вешая на крючок ветровку и направляясь в душ. – Ешь давай кашу, приду – проверю.
– Ты слышал, что папа тебе сказал? – строго спросила Марина. – Кушай быстро!
– Нет! – хитро сощурив глазки, заявил Егорка.
– Ну не обижайся тогда, папа придет и накажет тебя, дорогой мой.
– Нет!
– Да!
– Ну маму же папа не наказывает, хотя есть за что, – раздался за спиной голос Хохла. – А уж за тарелку каши ребенку точно ничего не будет. Давай помогу. – Женька сел рядом с Егором и взял ложку, которую тот беспрепятственно отдал. И даже позволил докормить себя кашей. Егор Малышев-младший не признавал женского участия, а вот мужское – запросто.
Марина ревниво наблюдала за ними, допивая кофе. Ее всегда удивляло вот это – Хохол, такой жестокий и отмороженный, при общении с ребенком становился совершенно другим человеком, заботливым, мягким. И Егорка тянулся к нему… Она же была чем-то вроде любимого плюшевого медвежонка – утром нужно поцеловать маму, на ночь мама должна читать сказку, но если это сделает папа, то будет еще лучше. Маму ждут вечером из города, звонят ей на мобильный, если вдруг задержалась, а вот папа всегда рядом, с ним весело и интересно, он разрешает многое и почти не ругает. Словом, мать из нее вышла никудышная, в этом она признавалась себе честно. Хорошо, что Хохол оказался настоящим отцом…
Следующие три дня они провели в молчании, игнорируя друг друга, – молча завтракали, Марина уезжала в офис, Хохол оставался с ребенком, – чем они занимались весь день, она не знала. Вечером так же молча ужинали и расходились по разным углам. Даже Егорка как-то присмирел, почти не хулиганил и все чаще сидел в своей комнате, тихонько возился с машинками. Марина понимала, что ситуация зашла в тупик, но уступать и просить прощения было не в ее правилах.
Прошла еще неделя, близился день рождения Малыша, в этот день Марина всегда ездила на кладбище и проводила там пару часов. Обычно ее сопровождал Женька, но теперь она даже не заговаривала на эту тему, собираясь ехать с Геной и Севой. Надев черную норку, Коваль присела в прихожей на пуфик, застегивая сапоги, и тут к ней подполз на четвереньках Егорка, схватившись за полы шубы и пытаясь встать на ноги. Она усадила его на колени и потрепала по волосам:
– Ты откуда? Маму провожать пришел?
Он задрал мордашку и заглянул ей в лицо. В его глазенках была такая недетская грусть, что у Марины защемило сердце, она уткнулась в его макушку и тяжело вздохнула. Они, двое упертых взрослых, заставляли страдать маленького, беззащитного человечка, который разрывался между ними. Он не мог ничего сказать, но понимал, что между родителями что-то происходит, раз они перестали приходить к нему в комнату вдвоем, раз перестали сидеть вместе у камина и пить чай, раз больше папа не поднимается в спальню, а сразу после ужина уходит к себе в комнату рядом с прихожей. Марина прижала Егорку к себе и зарыдала в голос, напугав его этими неожиданными слезами.
– Мама… мама… – лепетал он, пытаясь вывернуться из ее рук, и вдруг тоже заплакал.