Однажды Костя уехал по каким-то делам на целых три дня, и это явилось для Мэри настоящим праздником — не хватало только воздушных шаров и торта… Хотя вместо торта Надя принесла в ее комнату целое блюдо зефира в шоколаде, почти русского, как выяснилось — из крохотной кондитерской, где его делали маленькими порциями. Ради отъезда Костя заменил веревки наручниками, которые надевались исключительно на ночь, и позволил даже ходить по дому, но только под присмотром старого приятеля Мэри — Гоши. Этот самый Гоша в бытность Мэри женой Кости неотлучно находился рядом с ней, сопровождал везде и всюду, и именно его Мэри ухитрилась обвести вокруг пальца и сбежать в Москву.
Неизвестно, как именно наказал его за этот проступок Костя, но что-то подсказывало Мэри, что с Гошей теперь лучше повежливее.
Надя провела у нее все три вечера Костиного отсутствия, они лежали в кровати и разговаривали. Мэри все время пыталась понять, чем же именно так расположила к себе эту девушку, ведь по логике Надя должна бы хотеть ее исчезновения, чтобы остаться с Костей. Но все оказалось не так просто.
В один из вечеров Надя вдруг разговорилась. Возможно, причиной стало ее весьма приличное опьянение — где и с кем пьет, Надя не говорила, но Мэри уже неоднократно замечала за ней пристрастие к алкоголю. Вот и в этот вечер хмельная девушка улеглась на кровать рядом с Мэри и, прижавшись к уху губами, зашептала:
— А хочешь, я тебе расскажу, как я тут очутилась?
— Хочу.
— Дура была. Дважды дура — когда в Испанию приехала и когда потом на Костю повелась.
Надя села и спросила, глядя на Мэри:
— Курить хочешь?
— Смертельно.
— Сейчас…
Надя сорвалась с места и убежала куда-то, постукивая каблучками домашних туфель. Мэри медленно поднялась, подошла к полукруглому окну, расположенному почти под потолком — все-таки это был полуподвал — и открыла его, впуская в комнату свежий ночной ветер. Девушка обхватила себя за плечи и зажмурилась, чтобы не заплакать. Где-то там, за окном, далеко отсюда в России были Марго и Алекс, бальные танцы, кафе и ночные прогулки по Москве. Где-то там, далеко отсюда, она могла быть счастлива. Но теперь ничего этого нет — и уже вряд ли будет. Есть только вот эта кровать с парой наручников, Костя, непроходящая боль — и постоянный страх. И еще — желание смерти как самого чудесного подарка. Все. Больше ничего.
Стук каблучков заставил Мэри встряхнуться — вернулась Надя, держа в руках поднос с фруктами, кувшином сангрии и маленькой бутылочкой коньяка. Поставив все на кровать, она улеглась и похлопала по покрывалу, приглашая Мэри присоединиться.
— Давай хоть маленький пир закатим, раз уж такое дело.
Мэри присела на край кровати и взяла сигарету. Она вдруг поняла, как не хватает мундштука, к которому успела пристраститься в Москве. Марго очень нравилась эта ее новая привычка, она часто усаживалась напротив и завороженно наблюдала за тем, как Мэри прикуривает сигарету, подносит длинный мундштук к губам, потом держит правую руку чуть на отлете, выдыхая дым. Мэри тогда подтрунивала над подругой — мол, смотришь, как будто влюбилась… Сейчас ей не хватало этого взгляда, как не хватало и самой Марго — ее голоса, ее присутствия, ее разумных слов и даже слез…
Надя тем временем налила в один стакан сангрию, а в другой — сангрию и коньяк, и Мэри удивленно уставилась на девушку, но та только улыбнулась:
— Меня давно уже «ерш» не берет.
— Слушай, ты ведь молодая совсем. Чего ж пьешь-то так? Не боишься цвет лица испортить?
Надя залилась звонким смехом:
— Ой, ты меня насмешила! Цвет лица! Тут без головы недолго остаться, а ты про цвет лица спрашиваешь!
Мэри докурила, взяла стакан с вином и сделала большой глоток. Она не любила сангрию — как вообще не любила «легкое» спиртное, но сейчас и оно годилось. Пить коньяк она побоялась — мало ли, вдруг Костя вернется раньше, а в опьянении она себя совсем плохо контролировала, могла спровоцировать его на более жестокие меры, хотя куда уж еще-то…
— Ну, так чего ты мне там рассказать хотела? — как можно небрежнее спросила Мэри, стараясь не выказывать интереса. Она в глубине души не очень доверяла Наде, хотя тот факт, что Костя до сих пор не знал о звонке Марго, говорил в ее пользу.
Надя, уже успевшая опрокинуть два стакана своего «коктейля», раскраснелась и начала чуть заплетающимся языком:
— Понимаешь, Маш… я ведь сюда, в Испанию, по объявлению попала… Знаешь, такие — типа, требуются девушки для работы за рубежом, не интим и все такое… Ага — хрена с два это «не интим»! Тааакой интим, как у негров на плантации — с рассвета до заката. Паспорт отобрали, понятно, денег не давали, чуть что не так — били, как овец. Мне сутенер как-то голову проломил, думала — сдохну на фиг, но ничего… отлежалась три дня — и дальше «на станок».
Мэри взяла еще одну сигарету. Рассказ Нади ее не то чтобы удивил или шокировал — таких историй сотни, тысячи. Никого, похоже, не учит чужой опыт, все предпочитают набивать собственные шишки.
— Тебя зачем понесло-то сюда? Работы не было?
Надя похлопала ресницами, сделала еще два больших глотка из стакана и беззаботно улыбнулась:
— С отцом поругалась. У меня отец мэр города, небольшого, правда, но все же. Я замуж собиралась, а он никак не пускал. Сам меня вырастил, мама умерла, когда мне семь лет было…
Мэри вздрогнула — даже это было похоже в их биографиях… Разве что ее отец был тихим алкоголиком-охранником, а не мэром.
— А… дальше?
— Дальше… — Надя помолчала пару минут. — А дальше, Маш, папа моего Валерика в армию сдал. Так сдал — не приснится. Угодил Валерка в Чечню, и в первом же бою его ранили.
— Ужас… — тихо пробормотала Мэри, передергивая плечами.
— Да… — эхом отозвалась Надя, уставившись прозрачными глазами в стену. — Его привезли домой… я пришла… — Она вдруг всхлипнула, закрыла руками лицо и разрыдалась.
Мэри обняла ее, прижала к себе, укачивая, как маленькую — так часто успокаивала Марго, когда та бывала чем-то расстроена.
— Не плачь…
— Надо же… — вытирая кулаками глаза, проговорила Надя. — Мне казалось, я уже все выплакала — а вот и нет… — Она всхлипнула и продолжила: — Я пришла к нему домой, а он… у него не было ног и руки, Маша… И глаза не было… я испугалась, закрыла лицо руками, а потом мне стало так стыдно, словно я его предаю. Я убрала руки… Он смотрел на меня своим единственным глазом и плакал. Я тогда сказала — Валерик, я сегодня же перееду к тебе, плевать, что кто скажет… и он только головой покачал, но я видела — согласен, будет ждать… Я ушла домой, собрала вещи и на пороге столкнулась с отцом. Он все понял. И запер меня в комнате. Я всю ночь пыталась отогнуть решетку на окне, не смогла. Потом уговорила домработницу выпустить меня, и убежала. Только… Валера той ночью повесился… ремнем себя задушил, когда я не пришла…