Черно-белые клавиши казались мертвыми. Он опустил на них руки и сидел так какое-то время, настраиваясь. Почему-то извлечь первые звуки казалось невозможным – такое состояние бывало после долгой отлучки от инструмента, но постепенно оно прошло, и гостиная наполнилась музыкой. Алекс играл долго, наслаждаясь каждой минутой, проведенной за роялем, и вдруг поймал себя на том, что не касается Шопена – никак. Раньше он часто играл что-то, а вот сегодня в голове что-то сработало, словно заблокировав память. Мэри любила Шопена, но, стесняясь своих «попсовых» вкусов, никогда не просила сыграть что-то конкретное, однако он всегда чувствовал, чего именно она хочет, и часто играл для нее. Ему нравилось выражение ее лица – в такие моменты Мэри была словно лишена своей обычной брони из сарказма, ехидства и стервозности и становилась мягкой, тихой и отрешенной. Алекс вдруг вспомнил, что после ее смерти играл Шопена только однажды – в четыре руки с Маргошей, да и то для видеозаписи, которую потом отослал Марго-старшей. А сегодня у него было ощущение, что он не может вспомнить ни единого аккорда.

Внезапно в груди словно что-то разорвалось, и горячая волна боли охватила его с такой силой, что Алекс не смог сдержаться и застонал, упав лицом на клавиши.

В таком виде его нашла пришедшая убираться горничная и вызвала «Скорую». К моменту приезда врачей Алекс успел прийти в себя, однако в больницу его все-таки уговорили поехать. Да он не особенно и сопротивлялся, понимая, что состояние ухудшается с каждым днем.

Оказавшись в стерильной одноместной палате под капельницей, Алекс ощутил себя чуть лучше и смог даже позвонить. Набрав номер Марго, он не особенно рассчитывал на ответ, однако она сняла трубку.

– Что тебе нужно, Алекс? – спросила она без приветствия, совсем как раньше это делал он.

– Хотел узнать, как ты, пришла ли в себя.

– Пришла. Это все?

– Ты торопишься куда-то или не можешь разговаривать?

– Не хочу разговаривать.

Алекс умолк. Предсказать поведение Марго было несложно, вряд ли после такого потрясения и после поцелуев на лестнице она будет общаться с ним как ни в чем не бывало, это же ясно. Но в ее словах было столько холода и отчужденности, что это не только задевало – обижало.

– Судя по номеру, ты еще в Москве, – констатировала Марго после паузы. – Когда собираешься улетать?

– Как врачи отпустят.

– Врачи? – ее голос моментально утратил ледяные нотки и стал прежним – мелодичным и бархатным. – С тобой что-то случилось?

– Случилось. Я в больнице.

– Господи, в какой?!

– В онкоцентре, Марго.

Она ахнула и вдруг заплакала. Несколько минут Алекс слышал в трубке лишь всхлипывания, но наконец Марго сумела успокоиться и проговорила бесцветным голосом:

– Этим должно было кончиться. Этим – и ничем другим. Это твое наказание, Алекс.

– Возможно.

– Скажи, а как давно..? В смысле – ты знал об этом раньше?

– Я узнал недавно. На следующей неделе меня прооперируют.

– О-о, если ты и на этот раз выдумал историю, чтобы благополучно скрыться, то имей в виду – я тебе не верю, – внезапно разозлившись, заявила Марго. – Ты уже выкинул такой финт однажды – второй раз я не куплюсь. Пусть тебя твои бабы оплакивают.

– Какие бабы, что ты говоришь? – поморщился он, пристраивая трубку удобнее. – Давно никого нет. Если хочешь – приезжай, убедись.

– Очень нужно! – фыркнула она. – Если ты снова что-то задумал, то обойдись без меня, хорошо? Я покидаю сцену.

Он вдруг тоже разозлился, даже не понимая, с чего.

– Да и вали! Когда я был нужен, ты знала, где меня искать! Зато когда мне нужна ты – ты, видишь ли, играешь в оскорбленную невинность! Сцену она покидает! Прима! – Алекс со злостью швырнул трубку на кровать и часто задышал, чувствуя, как с каждым вдохом в груди разливается боль.

Почему-то именно сейчас слова Марго, не самые, надо признать, обидные из того, что она могла сказать и говорила, привели его в такое бешенство. Он очень нуждался в ней – просто в ее участии, в ее присутствии, в голосе, а она отказала ему даже в такой малости.

Марго

Она не могла понять, верит ли Алексу или по-прежнему считает, что бредни о болезни – всего лишь очередная уловка, чтобы заставить ее приехать. С другой стороны, даже циничный Призрак не мог выдумать такое, чтобы манипулировать ею.

Марго проворочалась в постели без сна всю ночь, прокручивая в голове разговор с Алексом, но так и не нашла, за что зацепиться. Выходило, что он говорил правду. «Ладно, сегодня отправлю Джефа с Машкой гулять, а сама доеду, посмотрю, что там», – решила она со вздохом, повернулась на бок и, обняв сонно пробормотавшего что-то мужа, попыталась уснуть хоть на час.

…Взгляд в зеркало. Господи, ну и морда… вот что значит не выспаться – как же теперь все это закрасить и привести в относительно товарный вид? Мамочки…

Марго владела искусством макияжа почти с профессиональной тонкостью, еще с юности она привыкла не выходить на улицу без тщательно наложенной косметики. Потом появилась Мэри, и поле для экспериментов расширилось – Марго практиковалась на подруге. Теперь даже после бессонной ночи она могла за час привести лицо в порядок и не бояться выйти на улицу.

До онкоцентра она добралась быстро, но у окошка регистратуры замерла – а ведь неизвестно, под каким из своих многочисленных имен лежит здесь Призрак. Выхода не было – Марго вынула телефон и позвонила ему. Алекс обрадовался звонку и вопросу так очевидно, что она испытала легкие угрызения совести.

– Сейчас за тобой спустятся, Марго.

Она привалилась спиной к стене под большим стендом с ужасающими картинками, популярно рассказывавшими о связи курения и рака легких, и принялась ждать. Девушка в голубом костюме вышла довольно быстро, приветливо улыбнулась и подала накидку. Марго вдруг поймала себя на том, что ей неприятна эта девушка – как будто между ней и Алексом что-то было. Вполне могло быть…

«Чушь какая-то. Он мне никто!»

Одернув себя, Марго направилась следом за медсестрой. Та не вошла в палату, только открыла дверь и чуть посторонилась, давая Марго возможность войти.

Алекс, полулежа на боку, с ожиданием смотрел на дверь. Марго буквально приклеилась к полу, настолько ее поразил вид Призрака. Сейчас он на самом деле здорово соответствовал прозвищу, данному Мэри, – похудевший, с ввалившимися глазами и жуткой черной щетиной. Дышал он тяжело, то и дело закрывал глаза и чуть морщился. Марго заплакала.

– Ну что ты, детка? – хриплым голосом проговорил Алекс. – Не все так плохо.

– Господи… я даже не знала… не подумала…

– Не надо, Марго, зачем… иди сюда, мне трудно громко говорить.

Она кое-как заставила себя подойти к кровати и, подвинув ногой стул, села.