Коваль пригрелась на его груди, как кошка, и он гладил ее, успокаивал, уговаривал, умывал зареванное лицо, поцеловал в уже припухшие глаза:
– Ну вот, всю красоту свою испортила, дурочка моя. Не смей уродовать слезами мое любимое лицо, поняла?
Вдруг она увидела, как дергается щека Егора в нервном тике, как напрягся он весь, как сжались в нитку губы… Она прекрасно знала, о чем он думает сейчас, поглаживая пальцами шрамы на ее груди и животе.
– Не надо, Егор, – попросила Коваль, положив голову ему на плечо. – Это кончилось, я пережила то, что, видимо, должна была пережить. И бог подарил мне тебя за терпение.
– Почему я так поздно встретил тебя? – севшим, чужим совсем голосом спросил Егор, положив руку на ее лоб. – Я уберег бы…
В ночь перед отлетом в Хургаду они опять не спали – Марина компенсировала мужу будущую разлуку и то, что предшествующие два дня провела в обществе Розана, пытаясь разобраться со своими проблемами хотя бы частично. Егор обижался, что жена совсем не уделяет ему внимания накануне отъезда.
– Твоя голова забита чем угодно, только не тем, что мы расстанемся на две недели, – укорял он, сидя перед ней в кабинете. – Я не могу даже побыть с тобой наедине – в доме все время толчется Розан!
– Господи, Егор, что за ерунда! Я прекрасно помню, что улетаю завтра, поэтому сегодня я вся твоя, делай, что хочешь, хоть до утра – в самолете отосплюсь.
– …Не останавливайся, родная, не надо, у тебя так хорошо выходит, – прошептал он, укладывая ее на спину и закидывая ноги себе на плечи. – Что я буду делать без тебя эти две недели?
Коваль простонала, вцепившись ногтями ему в грудь:
– Закажешь себе девочку…
– Где же взять девочку, чтобы делала все, как ты?
– А ты не жмись, закажи дорогую…
– Нет, родная, секс за деньги – это не удовольствие, поверь.
– Я думаю несколько иначе – он просто немного другой, но иногда это необходимо. Поэтому разрешаю тебе.
– И надеешься на взаимность, конечно? – усмехнулся Егор, неся ее в душ.
Она потрепала его волосы, прижалась губами к уху и зашептала:
– Конечно. А потом я позвоню тебе и расскажу, как все было, как и что он делал со мной…
Малышу всегда хватало намека, богатая фантазия дорисовывала все остальное…
Коваль нервно курила, стоя у большого окна зала ожидания в аэропорту. Егор был рядом, крепко обнимал за талию и терся носом о волосы, собранные в высокий хвост на затылке. Ей было страшно оставлять его одного и самой оставаться без него – тоже.
– Детка, пора, – шепнул он на ухо. – Звони мне почаще, хорошо? Я буду скучать.
– Я тоже, – откликнулась Марина, повернувшись к нему.
– Не шали там очень, побереги себя, обещаешь? – попросил Егор и добавил чуть слышно: – Ты у меня такая красивая, я просто слов не нахожу… Люблю тебя, детка.
– И я тебя. Мне действительно пора, – она с сожалением оторвалась от Егора и крикнула: – Макс, идем!
В стороне прощались Строгач и Ветка, он гладил ее по голове, как маленькую, а она, прижавшись, смотрела ему в глаза. Любовь неземная… Что, однако, не помешало бы Веточке развлечься на стороне, если бы не присутствие рядом Хохла, который бросал в сторону Коваль такие взгляды, что той делалось не по себе. Видимо, Макс был прав.
Наконец они вчетвером вышли на летное поле, и Коваль, обернувшись, помахала Егору рукой. Ветка, подтолкнув ее в бок, шепотом спросила:
– Что, Коваль, свобода?
– У меня, допустим, да, а вот у тебя проблемы будут, – и Марина показала взглядом на зверскую морду Хохла. – Вот эта зверюшка тебе весь кайф и обломает.
– Факт! – со вздохом согласилась Ветка. – Но ты ведь придумаешь что-нибудь?
– Нет, дорогая, на меня не рассчитывай! – засмеялась Коваль, вскидывая перед грудью скрещенные руки.
В самолете они с Веткой уселись рядом, отправив телохранителей за спину. Те о чем-то тихо разговаривали, найдя общую тему. Еще дома Марина просила Макса держать себя в руках и не вступать в конфликты с Хохлом, не доводить до мордобоя. Умница Максим все понял. После взлета ей вдруг стало плохо, и Макс пересел к хозяйке, сделал укол, осторожно уложил ее голову себе на колени и массировал какие-то точки. Хохол загонял молоденькую стюардессу, заставляя ее суетиться вокруг Коваль по поводу и без. Марина продремала весь полет, усыпленная пальцами Макса, боль почти прошла.
– Получше, Марина Викторовна? – заботливо спросил он. – Подлетаем.
– Спасибо, солнце, уже почти все прошло, только спать очень хочу, – пробормотала она, отрывая словно свинцом налитую голову от коленей телохранителя.
– Это лекарство действует. Ничего, сейчас в отель приедем, и вы поспите.
Коваль в который раз подумала, что Макс выше всяких похвал, дороже любых денег – не телохранитель, а няня заботливая! Она благодарно взглянула на него и улыбнулась.
В номер Макс занес ее на руках, уложил и пошел за чемоданами. Голова болела, как неродная, Марина плакала и не могла дождаться, когда же вернется Макс и сделает с этим что-нибудь. Он вошел и, увидев слезы, сразу полез в аптечку. Через час отпустило, Макс помог раздеться.
– Вам полежать нужно, – сказал он, подавая хозяйке халат. – Перелет, перемена климата – вот голова и отреагировала.
– Я в воду хочу. Море далеко? – спросила она, роясь в чемодане в поисках купальника.
– Метров двести, но вода холодная, я искупался уже, пока вы спали. Может, бассейн?
– А смысл ехать в такую даль, чтобы в хлорке плавать? У меня и дома бассейн не хуже здешнего, даже два. На море, Макс.
Марина нашла черный купальник и ушла в другую комнату.
– Макс, Виоле Викторовне позвони, может, она с нами пойдет?
Но Ветка отказалась, и они пошли вдвоем. Вода была прозрачная, но холодноватая, однако Коваль, сжав зубы, нырнула и поплыла, чувствуя, как становится теплее. Макс догнал ее в два счета.
– Не заплывайте без меня далеко, вдруг прихватит.
На берегу он подал полотенце, Марина завернулась и легла в шезлонг, распустив волосы, чтобы сохли. Возле нее сразу нарисовалась парочка плейбоев из своих, русских, но она отшила их на чистейшем английском, высокомерно вздернув подбородок. Макс принес стакан текилы, и Коваль выпила и растянулась, сбросив полотенце и подставив себя солнышку. Текила обезболила лучше уколов, голова болеть перестала. Устав жариться, они вернулись в отель, Марина приняла душ, промыла линзы и позвонила Егору. Расстраивать его рассказами о здоровье не стала – зачем, ведь он так хотел, чтобы она отдохнула.
Часов в десять они вчетвером спустились в бар, и компания не осталась незамеченной: еще бы, два огромных мужика с недобрыми лицами и две яркие женщины – кудрявая блондинка в красном платье и синеглазая брюнетка в открытом черном сарафане, в высоких разрезах которого то и дело мелькали длинные ноги.