Коваль сидела в гостиной перед телевизором, отыскав в куче кассет какую-то старую российскую комедию, пила чай и злилась про себя. Что, теперь придется остаток жизни провести в этом доме, не имея возможности выйти отсюда, потому что даже надеть нечего, не считая вечернего платья и песцовой шубки, в которых она была в день банкета? Но Марина скорее умерла бы, чем попросила у Егора возможности выйти и хотя бы джинсы себе купить.
Однако Егор Сергеевич Малышев свою жену знал неплохо и потому сам посетил пару магазинов, о чем свидетельствовали несколько объемных пакетов, набитых разными вещами, которые Коваль обнаружила чуть позже на кровати в спальне. Стараясь загладить неприятное впечатление, оставшееся у нее, как он думал, после его выходки с похищением, Егор выбирал вещи только черного цвета, сделав исключение лишь целой горе комплектов белья умопомрачительных фасонов, что всегда было Марининой слабостью. Она примеряла их один за другим, увлекшись так, что и не заметила появления Егора, замершего на пороге спальни с выражением неземного счастья на лице. Коваль услышала его судорожный вздох и повернулась, прикрыв грудь рукой, хотя особой нужды в этом не было – в этот момент на ней красовался ярко-желтый лифчик, весь состоящий из тонкого кружева ручной работы.
– Не надо, детка... Не прячься от меня... – облизнув губы, проговорил Егор незнакомым, сиплым голосом, и Марине вдруг стало ясно, чем сейчас все это закончится...
Он шагнул к ней, прижимая к стенке шкафа, прямо к холодному зеркалу, развел в стороны ее руки и губами коснулся кружева на груди.
– Коваль, почему я не могу устоять перед тобой? – пробормотал он, зубами расстегивая крошечный замочек лифчика. – Почему ты такая...
Он долго целовал ее всю, не выпуская из своих рук, и Марина удивилась тому, что почти ничего не чувствовала...
– Детка, что-то не так? – оторвавшись от нее, спросил Егор, заглядывая в глаза. – Тебе плохо со мной?
– Не знаю... я отвыкла от тебя... – Она заметила, что линзы он убрал, и глаза снова были его – синие, ласково глядящие на жену.
– Ничего, детка, вспомнишь, время есть... Если хочешь, я не буду... – но она видела по глазам, как ему не хочется слышать отказ.
Марина сама поцеловала его в губы, потом еще раз, чувствуя легкое возбуждение. Егор осторожно опустил руку ей на грудь, погладил... Они опустились на постель, не переставая целоваться, он спустился губами по ее телу вниз, раздвигая ноги и стягивая стринги. Марина застонала от его прикосновения, вцепившись ногтями в шелковую черную простыню и выгибаясь ему навстречу:
– Да, Егор... Да, родной мой...
Это была фантастическая ночь. Так бывало у них в годы совместной жизни. Они чувствовали друг друга кожей, подмечая каждый вздох, взгляд, стон... Егор себя превзошел, доведя Марину до обморока ласками, она ненадолго отключилась, придя в себя только после того, как он легонько похлопал ее по щекам:
– Детка, ты что? – И Коваль открыла глаза, улыбаясь ему и притягивая к себе:
– Ты тоже отвык от меня, Егорушка...
– Простишь ли ты меня когда-нибудь за все, что я тебе сделал? – поглаживая кончиками пальцев ее лицо, спросил Малыш.
– А ты? Ты простишь меня за то, что сделала я? – Она перевернулась на живот, уперлась подбородком в его грудь и посмотрела в синие родные глаза, чуть прикрытые ресницами.
– Детка... я не могу не простить, я люблю тебя и за то, что ты со мной, готов жизнь отдать. – Его рука легла на ее затылок, покрытый отросшими темно-русыми волосами. – Ты перестала краситься, малышка моя. – Он улыбнулся и потрепал Марину по волосам. – Я помню тебя такой... На тебе была умопомрачительно короткая юбочка из шелка, короткая блузка и изумрудного цвета белье... а волосы ты закалывала кверху, небрежно, словно мимоходом, они блестели и пахли каким-то восточным ароматом, от которого все внутри сжималось, вызывая дикое желание немедленно получить тебя, подержать в руках, коснуться твоей кожи, почувствовать вкус твоих губ... Я влюбился, как мальчишка, я не мог даже на секунду представить, что ты достанешься не мне, а кому-то другому, я не мог этого допустить... – Он говорил это, прикрыв глаза и поглаживая жену по голове, и у нее перед глазами стояла эта картина – она на сцене «Латины» в объятиях Карлоса, и Малыш, сидящий за центральным столом с бокалом виски и любующийся ею... Это было так давно, кажется, в прошлой жизни, да и было ли вообще...
– Егор... знаешь, я много думала обо всем... и мне пришла в голову одна мысль... возможно, все было бы иначе, если бы ты поменьше позволял мне, если бы просто один раз взял меня за шиворот и сказал, что все, хватит, остановись, дорогая моя, иначе добром не кончится... – В ответ раздался его смех, и Коваль даже обиделась – она ему о серьезных вещах, а он...
– Девочка моя любимая, я все это знаю – Ветка рассказала, как вы с ней на эту тему поговорили... А ты не помнишь, как я один лишь раз в жизни высек тебя ремнем не во время наших с тобой игр, а всерьез, по-настоящему? – Он обнял ее обеими руками, поднимая и укладывая на себя сверху так, чтобы видеть лицо. – Ты помнишь это?
– Да, родной, но ты сам же и жалел потом об этом, а не надо было.
– Как я должен был не жалеть тебя, мою девочку, счастье мое, мою красавицу? – Он поцеловал Марину в нос, слегка шлепнул по заду и неожиданно подмял под себя, ложась сверху и покрывая поцелуями лицо и грудь. – Детка, какая же ты у меня красавица, я иногда сам себе завидую. Боже мой, это невообразимо... Детка моя...
– Хочешь, я поцелую тебя? – прошептала она ему на ухо, слегка касаясь мочки языком. – Ну, признайся, что ты об этом все время думаешь, но не решаешься спросить...
– Дорогая, ты удивительно проницательна, – ухмыльнулся Егор, укусив ее немного, и она сползла вниз, начиная демонстрировать свой коронный трюк. Егор не смог долго контролировать себя, как и всегда, впрочем... – Где ты была так долго, Коваль? Зачем ушла от меня, зачем позволила еще кому-то видеть и слышать то, что сейчас вижу и слышу я? Ведь это все только мое...
– Не порти все, – попросила Марина, в изнеможении откинувшись на подушку и закрывая глаза. – Мне так хорошо было с тобой...
– Было? – возмутился Егор, нависая над ней сверху. – Ах ты, стерва!
– О, вот это именно то, чего я так ждала от тебя, родной мой, никто, кроме тебя, не зовет меня так... – промурлыкала Коваль, устраиваясь у него под боком и закидывая ногу на его бедро.
– Чудовище ты, дорогая моя жена...
Марина и не подозревала, что мышка-норушка Сара окажется столь беспардонной, что ввалится с утра пораньше в спальню и даже не потрудится отвернуться, заметив, что хозяин и его женщина, совершенно голые, лежат, обнявшись, в постели. Коваль потянула на себя одеяло, возмущенно глянув на домработницу, но та и бровью не повела, только глаза у нее как-то странно блеснули при виде Марининого обнаженного тела.
– Обалдеть, Егор! Это что – так принято?
– Девочка, а ты ей понравилась, – засмеялся Егор, обнимая жену и целуя. – И это становится опасно – она ведь любит только женщин, мужчины как класс для нее вообще не существуют.