Так оно и было – едва Марина вошла в зал, как он поднялся из-за стола и пошел навстречу, перехватывая и увлекая за собой танцевать.
– Не исчезай с моих глаз так надолго, детка, – обнимая жену, попросил он.
– Боишься, что кому-нибудь в голову придет такая же блестящая мысль, как тебе месяц назад? – пошутила Коваль, прижимаясь к нему.
– Почему нет? – совершенно серьезно ответил он, уверенно ведя ее в танце. – Думаешь, никто, кроме меня, не мечтает обладать всем этим? – И он незаметно провел руками по ее телу, заставляя вздрогнуть.
– Перестань – это только твое, я ведь обещала. Поедем домой, Егор, я устала...
И он подчинился, попросив всех извинить их и продолжать гулять. Они откланялись и уехали, прихватив с собой Хохла. Шел снег, но было так тепло и хорошо, что Коваль открыла люк и встала на сиденье, высунувшись на улицу по пояс. Егор придерживал ее за ноги, а она, раскинув в стороны руки, хохотала, как ненормальная.
– Малыш, заставь ее сесть, – не выдержал Хохол. – Она без шапки, грудь голая – простынет, ей ведь нельзя.
И – странное дело – Егор внял голосу разума и потянул Марину вниз, закрывая люк.
– Спятила совсем? Не болела давно? – грозно спросил он, застегивая ее шубу и надевая на голову капюшон.
– Ты вошел в роль мужа, да, Малыш?
– При чем тут это? Просто Хохол прав – тебе совсем немного надо, чтобы простудиться, а я веду себя как дурак и позволяю тебе делать такие вещи.
– Ты видел бы, какие вещи она при мне вытворяла, – вздохнул вдруг Хохол. – Один только прыжок в бассейн чего стоил!
– А ты меня потом чуть в сауне заживо не сжег! Порфирий Иванов нашелся! – не осталась Коваль в долгу, и все втроем захохотали.
«Черт побери, приятно, когда вокруг тебя все спокойно и мирно, никто не орет и не ругается, не рвется перегрызть другому горло...»
Правда, дома ждал еще один сюрприз – в центре гостиной красовался такой громадный букетище ярко-красных роз, что Марина дара речи лишилась. Полусонная Даша объяснила, что цветы три часа назад привезли от Беса.
– Сдурел братец твой, – шепнула Марина Малышу, окидывая букет взглядом еще раз.
– Чует мое сердце – что-то замыслил, не иначе, – спокойно отозвался Егор, помогая ей снять шубу и присаживаясь на корточки, чтобы то же самое сделать и с туфлями.
– С чего ты решил?
– А он ни одного шага не сделает, не просчитав выгоды. Будь внимательна, детка моя, он не посчитается ни с чем и ни с кем.
– Мне с ним, к счастью, делить нечего, – отмахнулась она. – Все, я иду спать, и до обеда меня даже не трогать – убью!
...Все вроде бы пришло в равновесие – Марина с Малышом жили вместе, проводя друг с другом столько времени, сколько позволяли дела, но даже во время заседаний и деловых встреч он ухитрялся позвонить ей, чтобы просто услышать голос, просто сказанное в трубку «Алло!». Впервые за несколько лет они вдвоем встретили Новый год, сидя у камина на белой медвежьей шкуре и любуясь отблесками пламени на стенах темной каминной. Коваль все еще боялась поверить в то, что все это вернулось и никуда больше не денется, не исчезнет, едва только она проснется. Даже Хохол старался ничем не нарушить блаженного состояния расслабленности и счастья, которые сквозили буквально в каждом Маринином движении, в каждом жесте и взгляде. Она действительно была счастлива почти как раньше, как в первый год совместной жизни, как и в последующие годы, когда Малыш постоянно был рядом.
Отдыхать, к сожалению, никуда не поехали – врач запретил Марине резко менять климат, а в Англию возвращаться она отказалась наотрез. Егор не стал настаивать, пообещав, что уж летом обязательно повезет жену на море.
Коваль занималась делами команды, организовывала сборы, почти каждый день ездила на стадион, наблюдая за тренировками в компании Комбара и Хохла, иногда к ним присоединялся Колька, и у Марины постоянно чесался язык спросить у него про намерение жениться. Но всякий раз, стоило ей только открыть рот, как тут же она натыкалась на предостерегающий взгляд Хохла и умолкала.
Женька вообще стал молчаливым и каким-то... странным, чужим, словно и не было у них ничего, словно он всегда был только охранником, не больше. Стас Логинов даже предложил Марине отозвать Севу и Гену, мотивируя это тем, что при наличии рядом такого телохранителя, как Хохол, нет смысла платить деньги еще двум лбам, которые почти ничем не заняты. Но Марина привыкла к ним, не хотела отпускать, да они и сами не особо рвались менять место работы. Куда как приятнее, наверное, охранять не особенно здоровую и не очень уж проблемную в общении женщину, чем какого-нибудь банкира с запросами или еще кого-то в этом же роде. Тем более что их обязанности были сведены Хохлом к минимуму, он все предпочитал делать сам, поручая им только незначительные мелочи. Это все было слишком уж хорошо, чтобы длиться долго...
В конце января к Марине вдруг неожиданно нагрянул Бес – как обычно, с цветами и комплиментами. Она только что вернулась из салона, пребывала в отличном настроении и вообще любила весь мир, но у Гришки было другое мнение по поводу любви. Он плюхнулся в кресло в гостиной, развалился как у себя дома и начал нести какую-то чушь. Коваль слушала вполуха, думая, как бы отделаться от него до приезда Егора, не очень ей хотелось, чтобы они встретились.
– ...и вот я тебе предлагаю – уступи-ка мне часть своих заведений, куда тебе столько? – вплыл в ее сознание голос Гришки, и Марина аж в кресле подскочила:
– Это еще что за базар? Как это – уступи?
– Не ори! – отрезал он, закуривая и внимательно на нее глядя. – Ты ведь умная девка, Наковальня, подумай – тебе разве надо, чтобы о том, что твой муж жив, узнали журналисты? Так ведь и до кичи недалеко.
– Что?! Ты что несешь, болезный? – взвилась она. – Какой муж?!
– Тихо, тихо! Не кипешись! Обыкновенный, дорогая, – Егор Малышев, Малыш то есть. – Бес вперил в нее свои карие зенки и сверлил взглядом, стараясь вывести из себя. – Вы что же, уроды, думали, что я собственного брата не узнаю? Не считайте других дурее себя! Я ж вырос с ним вместе, мы до шестнадцати лет вообще не разлей вода были – мне ли не знать его привычек? Да, он морду перекроил себе, но голос, взгляд, походку – это невозможно спрятать или изменить за такой короткий промежуток времени. И потом – он очень постоянен в своих связях с женщинами, а уж тебя, Наковальня, не оставил бы под страхом смерти, все равно нашел бы возможность быть рядом.
Марина ошеломленно молчала, пришибленная этим монологом. Вот это разложил! Говорила она Егору, так нет...
– Ну, что молчишь, красавица? Еще одна просьбишка у меня к тебе, – закурив, продолжил Бес, явно наслаждавшийся Марининой растерянностью. – Местные менты хотят прикрыть один из клубов Макара, а заведение очень хороший доход приносит. Как не помочь брату, да? Договариваться будем? Или начнем интервью давать?
– Тебе никто не поверит, – это было единственное, на что оказался способен ее мозг.