Я не верю в одного мужчину — тоской и печалью будет он, но не утверждением эгоиста, самовлюбленным печальником будет он, но не эгоистом.
Быть и есть заключены в эгоисте — этим открывается он для Другого, Другой открывается ему этим, и тем самым Мир открывается через них. Из бытия Мир превращается в Жизнь утверждающую благодаря Двум!
Когда двумя становится одно — это только перерождение. И только лишь, когда Двое становятся Одним, мир выходит из себя самого и становится Миром. И если дорожите вы Миром подлинным, разве не дадите ему свежего воздуха дружбы вашей!
Способны ли вы к дружбе, созидающей Мир? Способна ли дружба ваша связать распадающееся? Не гибели должны вы бояться, но смерти, что возможна лишь в жизни вашей! Пустоты должны вы бояться, но не славы, друзья!»
Так говорил Заратустра.
Долго потом смотрел я на своих друзей. Их общение было упоительным, разговор время от времени прерывался заразительным смехом, они смеялись…
А я слушал музыку, я слушал голос, два голоса.
Субботним днем справляли мы мой двадцать пятый по счету день рождения. Шумным кагалом собрались на даче мои друзья. Ели, пили, шутили, смеялись и вели задушевные разговоры, разбившись парами.
— Да, сообщество должно состоять или не больше, чем из двух, или более, чем из двадцати, тогда им легче разбиться по двое, — шепнул я Заратустре, глядя, как гости наши рассеялись парами: кто у костра, кто на уличных скамьях, кто в доме, кто на веранде.
— Знаешь ли ты, когда сущность совпадает со смыслом? — спросил меня Заратустра.
— Сущность со смыслом? — повторил я. И так говорил Заратустра:
«Много миров видел я, но нигде сущность не была смыслом, нигде смысл не был сущностью. Ибо не было в этих мирах человека.
Знал я мир, и ничего реального не было в мире том. Отблесками божественных игр были земля и небо в мире, где все было отблеском. Жил человек в королевстве отблесков этих и благодарил потусторонность за блага и напасти. Но кем был человек в этом мире?
Знал я мир, где не было ничего, кроме суеты. "Все иллюзорно, истинное скрыто от нас!" — так говорили люди о мире своем. Достичь небытия, выйти из пучины страданий мечтали люди мира этого. Но достигавшие быть людьми переставали совсем. Кем же был человек в этом мире?
Знал я мир, где великий закон властвовал над человеком, карая преступников и восхваляя послушных, свято блюдущих догму. Не собой быть, но блюсти закон — таким был удел человека в мире этом. И не было ничего в этом мире, кроме закона. Кем же был человек в этом мире?
Знал я мир, где закон заключался внутри человека. Смятение царило в этом мире: страдание именовалось и путем, и наказанием, и славой, и даром, и даже искуплением. Словно в черную дыру проваливался мир этот, сворачивался, сводился… Не жизнь, но смерть именовалась в мире этом моментом истины. Но кем же был человек в мире этом?
Последний мир, который известен мне, — самый странный из всех. Человек поставлен здесь во главу угла: свободный и бесстрашный, сильный и ответственный. Все было сделано в мире этом для человека такого, но не было таких людей в мире этом. Кем же был человек в этом мире?
Словно жабой грудной, пожираем человек своей целью. Все тысячи целей его — одна цель: уменьшить боль и увеличить этим свое мелкое удовольствие. Во множество благородных, во множество неприглядных одежд рядилась эта единственная цель человечества. Но как бы вы ни одевали ее, не скроете, что недовольны собой и миром своим недовольны вы! Это недовольство и есть то, что делает цель вашу! Что ж, упивайтесь целью своей, вы же так любите смерть!
Цель ваша — от боли избавиться, но движение ваше к цели только боль и приносит вам. Разве же ткут, расплетая? Что ж на самом деле вы делаете?
"Оценивать — значит создавать!" — говорите вы. "Оценка сама — драгоценность и сокровище среди всех оцененных вещей!" — не унимаетесь вы, безумные.
"Оценка кует недовольство ваше", — так скажу вам я, Заратустра! Но раз так сильно любите вы оценку, что ж пытаетесь вы уменьшить боль? По крайней мере, последовательным должен быть сумасшедший в своем безумии!
Видимо, любите вы боль вашу, потому-то и множите недовольство свое — вот в чем цель ваша! И нет в вас силы признать правду эту, идолопоклонники смерти!
Не жизнь, но смерть — божество ваше, что бы ни говорили вы! Себе вы солгали и самих Себя обманули. В глупости больше смысла, чем во всей жизни вашей, ибо мерой вещей вы полагаете смерть — то, что сущности не имеет!
И любовь ваша — лишь один из способов боль усилить, а не любовь. Мука — любовь ваша! Не мучьте же меня любовью вашей, неспособные быть эгоистами! Боль ваша навевает вам предчувствие смерти, а вы так любите смерть! Любовь ваша — напоминание о смерти!
Оценка — вот он, ваш смысл, смерть — вот сущность ваша! Две пустоты, переливаясь друг в друга, создают мир ваш — мир пустоты! И нет цепи, чтобы накинуть на морду зверя этого с тысячью головами, ибо нет голов этих!
Вы боитесь оценки, боитесь боли, вы боитесь страдания, и смерти боитесь вы, но ведь все это — жизнь ваша! Когда ж избавитесь вы от страха, безумные?!
"Не будет нас без страха нашего!", — говорят мне глаза ваши. Но я скажу вам: "Вас нет и в страхе, ибо ничего нет в страхе, кроме страха, и глаза ваши — глаза страха, но не ваши глаза! И нежности потому нет в глазах ваших, и жизни нет в сердцах ваших, а только страх один и есть в них!"
Одна-единственная цель ваша слишком известна мне, как бы ни прятали вы ее! Так зачем же прячете вы цель вашу? То стыд снедает вас, ибо стыдно вам не хотеть боли, а хотеть удовольствия.
Но стыд ваш — это страх ваш! Боитесь вы осуждения, дети оценки! Сами себя боитесь вы! Кто же поможет вам, кроме вас самих? Как же не видите вы, что только страх ваш и осуждает вас на смерть вашу!
Не удовольствия отсутствия боли должны желать вы, но радости! Не бывает цели негативной, ибо нельзя желать, чтобы чего-то не было, а можно хотеть лишь того, чтобы было что-то. Но стыдитесь вы желать позитивной цели, ибо вы трусливые мертвецы!
И весь опыт ваш — опыт целей негативных, и потому понимаю я страх ваш! Ибо в достижении своем вы смерть обретаете, поскольку цель ваша негативна, а опыта позитивных целей не имеете вы. И страх этот понятен мне, но никогда не разделю я с вами страха вашего, хоть и понимаю его!
Смысл человека в исходе из самого Себя, но прежде должен быть человек! Ухватить сущность исходящего — значит узреть человека. Но «исходящий» только метафора, ибо он «пришедший» уже, если он человек!
Есть ли человек в себе Самом? А есть ли Солнце в себе Самом?! Что ж причитаете вы, безумные? Кого хотите убедить вы в безумии вашем? Или же и вправду вы думаете, что цель Солнца — победить Тьму, дабы Свет был вечный над пугливыми головами вашими?!