Ольга, превратив карпа во что-то бесформенное, полила его пивом и опустила голову, скрывая слезы.
– Закажите мне, пожалуйста, раков.
– Мама не звонила? – Руфинов заглянул в комнату Маши, где она, ничего не соображая, дрожащими руками надевала на себя платье, а увидев входящего отца, просто рухнула на постель.
– Нет, не звонила, а что?
– А то, что она ночевать скоро начнет в своей галерее. А ты куда собираешься? – Маша покраснела и пожала плечами. – Уж не к Мише ли на ночь глядя? – Маша все так же механически кивала. – Ну давай, давай, он заедет за тобой? – Маша снова кивнула. Руфинов, уходя, повернулся: – Слушай, раз вы на машине, не заедете за матерью? Привезите ее домой, хорошо?
– Заедем.
Маша, стараясь больше не встречаться с отцом, почти выбежала из дома и, оказавшись на улице, бросилась в сторону бульвара, где было удобнее ловить такси.
Когда она на машине уже подъезжала к дому, ей стало не по себе, ее словно отрезвил какой-то неясный страх – ведь это был именно тот дом, откуда она сбежала в Кукушкино. Она поднялась и позвонила, надеясь, что Митя живет хотя бы на другом этаже – на каком этаже она была в прошлый раз, Маша не помнила, но когда открылась дверь и она увидела Митю, то забыла обо всем.
Они что-то говорили друг другу, но слова не имели никакого значения. Митя обнимал ее, а она все теснее и теснее прижималась к нему, словно хотела войти в него, чтобы они превратились в сиамских близнецов. В ту ночь, когда они ночевали с Хорном на даче и когда он, озадаченный и расстроенный, ходил вокруг нее, уговаривая позволить ему хотя бы дотронуться до нее, Маша поняла, что не сможет принадлежать никому, кроме Мити, и еще поняла, что пропала, что готова на унижения, обман и, может быть, даже подлость – имелся в виду Миша, – чтобы только побыть с Митей. В темной спальне на даче, видя силуэт обнаженного Хорна на темно-синем фоне, она, представляя, что это Митя, испытывала сильнейшие чувства, доводящие ее до исступления, почти до обморока. Она горела изнутри, и пьянящее волнение теплыми волнами растекалось по всему телу и доводило ее до такого возбужденного состояния, что она была почти готова отдаться Хорну.
Конечно, конечно, это случайность, Марта никакая ему не любовница, это просто Машина нездоровая ревность, он не мог бы позволить поцеловать себя женщине, с которой спит, на глазах у Маши, не мог. Но память-предательница подсовывала ей картинку сада с Мартой и Митей, и Маша была на грани отчаяния. Собственные волнения и переживания затмили другую сценку, с отцом и Анной, которые, оказывается, любовники и обманывают маму совершенно хладнокровным образом, прямо на даче, хотя, спрашивается, какая разница, на даче они целуются или дома, главное, что они – любовники.
Они целовались, когда в дверь позвонили.
– Прячься, это Дымов. Он хороший, но так хочется иногда побыть одному. Нет, лучше спрячемся вместе, а потом, когда он запрется в ванной – он всегда подолгу моется, – мы выйдем и поедем в Кукушкино.
Они едва успели спрятаться за портьеру, прикрывавшую вешалку со старыми пальто и плащами, как послышался звук вставляемого в замок ключа и в квартиру кто-то вошел.
Это была Лиза. Она душистым порывистым ветром ворвалась в квартиру и стала звать Митю.
– Мама приехала, – прошептал Митя и почувствовал, как Машина рука отпустила его и даже словно подтолкнула к матери. – Она скоро уйдет. Ма, я здесь. – Он вышел и своим неожиданным появлением заставил Лизу вздрогнуть.
В те редкие минуты, когда мать и сын оставались одни, они, не скрывая своих чувств, бывали необычайно ласковы и нежны друг с другом.
– Митя, я тут привезла тебе кое-что поесть. Я уже была на даче, и мне папа сказал, что ты здесь. Вот тут помидоры, колбаса, пирог, я сама сегодня их пекла специально для тебя. Знаешь, малыш, я так скучаю по тебе.
Они сели на кухне и некоторое время рассматривали друг друга, как люди, которые редко видятся.
– Ты сейчас удивишься, – говорила Лиза, гладя его по волосам, – но в моей жизни произошли кое-какие события. Пока могу сказать лишь одно: тот человек, который живет здесь у нас, в этой самой квартире, – друг Планшара, и я простить себе не могу, что вовремя не представила тебя ему и что мы до сих пор не показали ему твои картины. Он приехал к нам, чтобы отобрать лучшие работы наших художников на аукцион в Нант, который состоится уже скоро, в начале сентября. Кроме того, они вместе с Руфиновой и теперь уже и Хорном – ну тем самым, который женится на руфиновской дочери, ты знаешь, о ком я говорю, – через несколько дней открывают галерею на Набережной, где и ты мог бы выставиться. Митя, я приехала для того, чтобы помочь тебе собрать твои работы и показать Дымову. Ты, пожалуйста, не ругай меня, но там, внизу, Бобров на машине, словом, мы привезли из Кукушкина все твои картины. Понимаешь, времени в обрез, в случае, если Дымову твои работы понравятся, придется заниматься рамами, а это тоже время. Пойдем, ты покажешь, что у тебя тут. – И Лиза стремительно направилась в комнату. – Я помню.
Митя, который шел следом, вздохнул и сказал, что картин нет.
– Как это нет?
Он объяснил, что и сам ничего не понимает.
– Слушай, а что, если это сам Дымов взял их, сам, понимаешь, как художник, который не мог пройти мимо?
– Странно все это, ни одной картины нет, я сначала думал, что это дело рук Марты.
– Марта? Так она приехала с нами. Митя, кстати о Марте, ты, конечно, знаешь мое отношение к ней, но все же этой женщине надо отдать должное. У нее есть воля. Ты как-нибудь обрати внимание на ее походку, она ведь почти не хромает, ей сделали небольшую и очень несложную операцию – больше того, скажу тебе по секрету, Ядов, мой приятель, который оперировал ее, практически ничего не изменил, лишь нарастил немного ткани на пятку, и Марта, преодолев свои комплексы, стала нормальной! Но и это еще не все, завтра у нее репетиция с Масловым, с Валерием Масловым, режиссером из драмтеатра, он пригласил ее на роль Норы в «Кукольном доме», представляешь? Дождев мой места себе не находит, боится, дурачок, что она его бросит. Но, по-моему, Марта любит его, поэтому я за него относительно спокойна. А картины твои надо искать, вот придет Дымов, ты его и расспроси. Ну все, Митенька, мне некогда, пойдем, сейчас вместе с Глебом перенесем все, что мы привезли с дачи. Если за это время Дымов не объявится, то я приеду сюда рано утром. Я же была в Москве. – И тут Лиза, словно боясь сказать лишнего, замолкла, засуетилась и потащила Митю за собой. Перед тем как уйти, Митя успел шепнуть Маше, что скоро вернется и что она может, пока их не будет, спрятаться в дальнюю комнату, где ей будет удобнее ждать.
Еще не вполне осознавая, что происходит, и не веря в свое участие в выставке, думая только о Маше, которая ждет его дома, Митя поднимался по лестнице, держа в руках тяжелый сверток упакованных холстов – Лиза, пообещав приехать утром, уехала, – как вдруг услышал, как его окликнули по имени. Он повернулся и увидел Марту, которая, цокая каблучками, быстро поднималась по лестнице следом за ним. Но это была не та Марта, которую он оставил вчера в Кукушкине в душной кухне возле плиты. Это была красивая молодая женщина в голубом строгом костюме и розовых замшевых туфлях. Она кинулась к нему и обняла его.