В этот ранний час у ее подъезда толпился народ. Я ущипнула себя – было больно.
– Марк, ты снишься мне или эта толпа действительно существует?
Марк не ответил. Он широко раскрытыми глазами смотрел на какое-то движение у самой двери… Что-то белое и узкое проплывало за столпившимися зеваками – это выносили Беатрисс. Несколько машин словно неохотно выезжало со двора – это соседи Беатрисс спешили на работу, а им так хотелось досмотреть конец этого страшно интересного представления. Еще какие-то машины стояли хаотично, они уткнулись носами в подъезд и загородили движение…
– Это прокуратура, их номера, – сказал Марк. – Белла, тебе ничего не приснилось. И я рад…
– В смысле? Ты рад, что Беатрисс погибла?
– Нет, я рад тому, что с тобой все в порядке, что у тебя здоровая психика. А что касается Беатрисс, то я бы и рад отпустить тебя сейчас туда, чтобы ты могла увидеть, как твою подружку на носилках заносят в машину, но ты пойми, тебя же снова схватят и посадят. Я знаю это наперед. Ты мне вот что скажи. Как ты оказалась там?
– Марк, это все было срежиссировано… Сначала она приехала ко мне, и все повторилось…
Я стала объяснять ему то, что произошло со мной ночью, не упоминая только о письме. Я боялась, что его не существует. Не хотела разочаровывать его вновь открывшимся безумием – я не была уверена в том, что это письмо находится во внутреннем кармане моей куртки. А проверить это не желала по многим причинам…
Сквозь мои сомнения и страхи прорвался телефонный звонок. Так звонит телефон Марка.
Он положил его на ладонь и внимательно посмотрел на высвеченный номер. Лицо его побледнело.
– Это тот самый следователь прокуратуры, – сказал он, не отрывая глаз от номера. Он знал, что я не воспринимаю этого типа по фамилии или, тем более, по имени. Для меня он был просто гнусный и невежественный следователь. С маленькой буквы. Садист еще к тому же. Это по его вине меня посадили в тюрьму и вырвали с корнем полгода жизни.
– Поговори с ним, тебе не привыкать, – пожала я плечами, догадываясь, по какому поводу он звонит. Как же, ведь убита Берта Пожарова, вдова того самого Пожарова, по делу которого я проходила. Проплывала. Змеилась. Ходила ходуном. Скакала, как раненый мустанг. Ползла, как подбитая рогаткой мальчишки кошка. Хотя вернее будет сказать – меня тащили за ногу, лицом вниз по асфальту, сдирая кожу с лица, тела… Факты, улики, подозрения, желание повышения… Мерзость.
– Слушаю, – произнес Марк своим интеллигентным голосом. – Да, да, я понял. Что? – Брови его нахмурились. Бедный Марк, сейчас он сделает вид, что первый раз слышит о смерти Беатрисс. Адвокаты должны уметь лгать профессионально. Им за это деньги платят. – Какой кошмар. Где, вы говорите? У себя дома? Нашли уже мертвой? А кто сообщил?
Мне нравится его способность таким образом поворачивать разговор, при котором он сам, а не его собеседник, начинает задавать вопросы, причем самым естественным тоном.
– Соседи, значит, понятно…
Он повторял это для меня. Это было очевидно.
– Борисова? Да-да, разумеется… – Лицо его порозовело. Вероятно, следователь сказал ему, что он, Марк, не может не знать, где находится гражданка Борисова. – Только она еще спит. Может, я сообщу ей об этом чуть позже? Знаете, она к тому же еще приболела… Я ей как раз готовлю завтрак.
Марк делает вид, что мы с ним еще дома, что я в постели и он, такой заботливый супруг ли, жених, в данном случае это не так уж и важно, жарит мне яичницу и варит кофе. Что ж, недурно для человека, стоящего в нескольких шагах от следователя и наблюдающего за подъездом Беатрисс. Ведь это там, в глубине дома, в квартире Беатрисс, сидит за кухонным столом следователь, курит, а свободной рукой держит возле уха свою телефонную трубу.
– А где же ей еще быть? – У Марка вид человека, которого грубо, бестактно спросили, а ночевала ли его приболевшая жена дома. Обиженный тон завершает психологическую зарисовку под названием «Нахальный следователь, пытающийся залезть адвокату под одеяло». – Ей? Прийти? Сегодня? К вам? Но зачем?!
Вот теперь Марк в ярости. Он желает, чтобы его жену, точнее невесту, оставили в покое. Мало того, что ее ни за что продержали в тюрьме и даже не извинились, так теперь еще собираются трепать нервы из-за того, что ее подружка застрелилась сегодня ночью?
– Хорошо, пусть рано утром, – соглашается с уточнением следователя Марк, выяснив для себя таким образом, когда погибла Беатрисс. – Нет, вы должны оформить все должным образом, чтобы у вас было право потревожить мою жену. Через пару дней наша свадьба, и я не желаю, чтобы вы помешали этому событию. После этого мы отправляемся в свадебное путешествие. – И вдруг, смягчившись: – Если вы желаете задать ей какие-то вопросы, то приезжайте к ней сами, сегодня вечером, да и то после того, как я поговорю с ней и узнаю, готова ли она вообще вас видеть.
Бедный Марк – у него нет другого выхода. Все равно я должна узнать о смерти подруги и не могу не понимать, что прокуратуре будет небезынтересно узнать подробности этого самоубийства: что думаю я о жизни Берты Пожаровой, как она жила, что рассказывала о своем новом замужестве, собиралась ли она покончить с собой и какие могли быть мотивы… Вот если бы следователь знал, что я по вине Беатрисс села за решетку, вот тогда бы у меня был мотив убийства подруги – месть. Но никто ничего не знает, как не знает о том, что Захара убила именно она…
– Хорошо, я обещаю вам, что постараюсь уговорить ее… Да, я все понимаю. До свидания. – И уже обращаясь ко мне: – Ты должна увидеться с ним сегодня вечером. Обычная формальность. Тебе надо вести себя естественно. Скажешь, что ничего не знала, что Беатрисс была счастлива в своем новом браке…
…И тут меня впервые за все это время вдруг охватил страх. Настоящий животный страх перед новой встречей со следователем. Мне вдруг показалось, что для меня в этой жизни все еще только начинается, другими словами, что уже всем известно о том, что моя Беатрисс мне крепко задолжала за убийство Захара, и теперь меня-то уж точно посадят, решат, что это я убила Беатрисс, и то, что пистолет, которым она была застрелена, нашли в ее руке, еще ни о чем не говорит – убийца, то есть я, могла вложить его своими собственными руками. Кто-то, те же соседи, что слышали выстрел и успели позвонить в милицию, могли видеть меня входящей в ее квартиру или выходящей из нее. И уж тогда мне не отвертеться…
– Марк, ты напрасно пообещал следователю встречу со мной. Я хочу уехать, и как можно скорее. Пожалуйста, отвези меня куда-нибудь подальше от Москвы, я не хочу обратно в тюрьму, я не вынесу нового следствия и тех обвинений, которые могут на меня повесить… Ты же знаешь, что это не я…
– Белла, успокойся…
И тогда я подумала о том, что Марк сам подозревает меня и, быть может даже, считает, что это я могла убить подругу, находясь, как и она в свое время, в невменяемом состоянии. Ведь отвесила же я ей оплеух, набросилась на нее… Это было, было, и следы от моих рук до сих пор на ее лице. Подумалось, что судмедэксперт непременно отметит это в своем подробном документе, просто не сможет обойти этот факт. Беатрисс… Что же ты наделала?