– На всю жизнь, – сладко улыбаясь, ответила Белла.
– Понятно, – нервно засмеялась гостья и достала из кармашка своего ярко-оранжевого костюма пачку сигарет «Вог». Закурила.
Белла отправилась на кухню разогревать ужин. Невидимая Зина успела за время их отсутствия приготовить курицу и яблочный пирог.
– Какие у нее отвратительные духи! – выпалила Белла, едва в кухню вошел Григорий Александрович. – И что ты только в ней нашел? – Она незаметно для себя перешла на «ты». – Предупреждать надо… Если бы я знала, что у тебя есть женщина, я бы предпочла тебе Наполеона… У нас с тобой дела, а она здесь чего теперь крутится? Сейчас явится Савельев, как мы с ним будем разговаривать?
– Но не могу же я ее просто так выставить за дверь? И что с того, что тебе не нравятся ее духи?
– Да она и сама меня раздражает… Знаешь, что я тебе скажу: выбирай – я или она. И пусть это звучит пошло и по-ханжески, но меня этот треугольник не устраивает.
– Ты забываешься, Белла…
– Ничего подобного. Рано или поздно все это кончится, я объявлюсь, восстановлю свои вклады в банке и начну нормальную жизнь. У меня есть деньги, и я заплачу тебе за все, что ты для меня сейчас делаешь… Знаешь, чего я больше всего не люблю? Быть обязанной. Пренеприятное чувство. Так вот, я не хочу чувствовать себя обязанной кому бы то ни было. Даже тебе. Объясни своей Руфине, что ты сейчас занят, купи ей духи приличные, наконец, и отправь к муженьку. Не расслабляйся… Мы же так хорошо начали… Иначе я вынуждена буду уйти от тебя.
– Я не люблю ультиматумов.
– Это твое личное дело. Вот нож, надо нарезать хлеб… Ты меня понял?
– Руфь дает мне очень много. Только с ней я чувствую себя мужчиной, и ты хочешь лишить меня этого удовольствия?
– Какие же вы, мужчины, примитивные существа! Неужели сейчас, когда решается моя судьба, ты можешь думать о постели? Неужели секс занимает в твоей жизни такое большое место?
– Белла, ты не контролируешь себя. У тебя – своя жизнь, а у меня – своя.
– Тогда зачем было вообще морочить мне голову? Разве ты не говорил мне, что я нравлюсь тебе? Разве не ты провел со мной целую ночь в постели… И ты был, между прочим, голый… Разве это для тебя ничего не значит?
– Белла, я бы бросил всех женщин, если бы ты согласилась… Но ты бредишь другим…
– Хотите, – она снова сбилась на «вы», – я заменю вам Руфь… Всего один раз… Сегодня… Нет, прямо сейчас… Представляете, она заходит на кухню и видит нас… вдвоем…
Она говорила и говорила, нисколько не заботясь о том, чтобы он правильно ее понял. И только когда закончила готовить салат из помидоров и подняла глаза на притихшего Григория, увидела в его глазах такое вожделение, что так и замерла с ножом в руке.
– Что с тобой?
– Ничего, – очнулся он от своих фантазий и принялся складывать горкой ломтики хлеба в корзинку. – Ты права, Руфь надо отправить домой.
С этими словами он вышел из кухни, и Белла услышала, как он о чем-то тихо разговаривает с гостьей.
Послышался звук закрываемой двери, после чего Григорий вернулся, вздохнул и пожал плечами.
– Она ушла, – пробормотал он. – Думаю, что навсегда.
– А что ты ей сказал?
– Что у тебя тяжелое психическое заболевание и что ей просто опасно находиться с тобой в одной квартире…
– Ты серьезно?
– Вполне.
– Вот спасибо… Удружил. Ну да ладно, ты, кстати, ушел недалеко от истины. Все готово. И где только носит твоего Савельева, у меня аппетит разыгрался… звериный…
– Как я и предполагал, ее удушили, – докладывал им Савельев с набитым ртом. – А Исханов молчит. Я так думаю, что если в самом начале он молчал по какой-то не от него зависящей причине – ну, там, пригрозили, мол, заявишь о пропаже дочери, мы ее убьем, как это обычно бывает, – то теперь он просто в шоке. Вроде как и смысла нет никакого… девчонку-то не вернуть.
– А как же здоровое чувство мести? – спросила Белла. Она смотрела на Савельева и по мере опустошения тарелок то и дело меняла их.
– Я так думаю, что не сегодня-завтра он заговорит. Не железный же он, на самом деле.
– А что Ямщиков? Его взяли?
– Чтобы взять, надо хотя бы что-нибудь знать… А так: мука, орехи… Ерунда! За такие вещи людей не убивают. Муки пару мешков продал, сахару, ванили килограммов пять…
– Между прочим, ваниль дорого стоит…
– Но ведь не человеческой жизни?
– Да нет, конечно. А что, если убийство девушки и эта кража как-то связаны между собой?
– Понимаете, в чем дело… Я звонил Льву Данилычу, следователю, который ведет дело Ямщикова. Из его рассказа я понял, что Ямщиков вроде бы ничего и не крал, что Исханов сам дал ему добро на продажу сахара и прочего… И что деньги из пекарни перечислены на счет кондитерской фабрики… Документы вроде все в порядке, но деньги на счет так и не поступили.
– Как-то туманно вы все рассказываете. Он что, этот ваш Лев Данилыч, спросонья, что ли, с вами разговаривал?
– А ты откуда знаешь?
– Да ничего я не знаю. Просто разговор у вас с ним какой-то дурацкий получился. Не то перечислили деньги на счет кондитерской фабрики, не то нет. По-моему, это самый главный вопрос в этом деле.
– Хорошо. Поясняю. Заведующая пекарней утверждает, что перечислила деньги только за муку и сахар, а орехи с ванилью якобы она и не видела и никаких документов на них нет. А Исханов говорит, что и у него на складе ничего этого не осталось. И что Ямщиков, который грузил продукты, чтобы отвезти в пекарню, скорее всего продал орехи и ваниль налево.
– Он что, идиот? Разве он не понимал, что рано или поздно это откроется? Здесь что-то не так.
– Понятное дело. Если бы все было просто, давно бы разобрались.
– А знаете, что меня еще настораживает? Почему это муку и сахар грузил на машину не грузчик, не подсобный рабочий, а заместитель директора?
– Грузили-то, конечно, грузчики, это и Исханов говорит, но присутствовал при этом Ямщиков.
– Разве не нашлось на фабрике другого человека, который мог бы проделать все эти действия?
– Ты допрашиваешь меня, как заправский следователь. Согласен, темная история, хотя на первый взгляд она и выеденного яйца не стоит.
– А можно будет мне встретиться с… Исхановым? – спросила Белла, наливая всем чай. – Вдруг он мне что-нибудь расскажет.
– Ты вольна поступать как тебе вздумается, конечно, – вставил Григорий Александрович, – но представь, каково ему сейчас…
– Мне тоже, между прочим, нелегко. Уверена, что он сам не замешан в смерти Макса, но вполне может знать что-нибудь такое, что приведет меня не только к разгадке гибели Макса, но и к убийству его собственной дочери. Чувствую сердцем, все это как-то связано.