Он напряженно следил за выходом из здания банка, сидя на удобной скамье с высокой спинкой. Сегодня хотя бы повезло с погодой – редкий для конца октября солнечный день, так что он хотя бы не слишком замерзнет, как вчера или позавчера. «Я тут скоро корни пущу». Казалось, перед глазами вот уже несколько дней не возникает ничего, кроме этого облицованного гранитными плитами крыльца со множеством ступеней и массивной двери с витыми бронзовыми ручками. Да еще длинный серебристый «Линкольн», припаркованный чуть правее от входа, не на специально оборудованной стоянке, а отдельно, так, чтобы его пассажир мог сделать всего несколько шагов по тротуару и сразу оказаться в салоне. Охрана – трое крепких парней в серых костюмах – работала исправно и слаженно, и это очень мешало выполнению задания. И все-таки сегодня ему удалось поймать паузу и сделать то, что требовалось. Осталось только дождаться момента.
Пассажир «Линкольна» появился строго по расписанию, около двух часов дня, – сейчас сядет в машину и отбудет в ресторан «Ходжа» – любит узбекскую кухню. Но сегодня ему уже не удастся отобедать шурпой, кебабом из баранины и ароматной самсой – выбор блюд тоже постоянен, насколько смог убедиться наблюдатель в ходе ежедневной слежки.
Не удастся…
Едва только «Линкольн» отъехал от места парковки на приличное расстояние, человек на скамейке неторопливо опустил руку в карман куртки и нажал кнопку миниатюрного пульта. Оглушительный взрыв, вой сработавших на припаркованных по всей улице машинах сигнализаций, крики – звуки разорвали мерное течение обычного буднего дня. К горящему «Линкольну» уже бежали люди, и никто не обратил внимания на невысокого человека в серой толстовке под распахнутой курткой и спортивных брюках, который, аккуратно затянув под подбородком завязки капюшона, неторопливо направился в сторону автобусной остановки.
– Александра Ефимовна, вас к телефону!
Занятия на кафедре нормальной анатомии медицинского института подходили к концу, время было вечернее, и завершалась последняя пара у второкурсников. Ассистент, молодая худенькая женщина в белом халате, туго затянутом поясом на талии, в белом накрахмаленном колпаке и в туфлях на высокой шпильке, недовольно отложила на оцинкованную ванну пинцет, которым до этого держала отпрепарированную вену, и бросила низким, глуховатым голосом:
– Закончите, пожалуйста, без меня, посмотрите все ответвления и зарисуйте схематично. На следующем занятии проверю. Дежурные пусть сразу уберут труп в ванну.
– Вы уже не вернетесь, можно уходить?
Александра Ефимовна с заметным удивлением оглядела группу, сгрудившуюся вокруг ванны-стола, – да как им в головы мог прийти подобный вопрос? Ни разу в жизни она не вышла из этой комнаты раньше, чем стрелки на часах показывали окончание занятий.
– Я отвечу на звонок и вернусь. У нас еще хватит времени на небольшую контрольную по каналам височной кости.
Цокая каблуками, она удалилась походкой примы-балерины. Александра прекрасно знала, что произойдет, едва за ней закроется дверь. Пинцеты полетят в емкость с дезраствором, труп будет тут же закутан в одеяло и опущен в формалин, а студенты кинутся рвать друг у друга конспекты с темой «Каналы височной кости» – темой, которая вдалбливается им как «Отче наш» еще с первого курса. Не новость – она сама в годы студенчества так делала, да и происходило это всего семь лет назад. За семь лет Александра Гельман успела окончить институт, стать ассистентом кафедры, написать диссертацию и защитить ее, отбившись от нападок завистливых коллег, – да мало ли. К тому, что ее здесь не любили, Александра давно привыкла.
В ассистентской не было никого, кроме лаборантки Наташи, мывшей пол, – она и позвала Александру к телефону.
– Да, Гельман, слушаю, – произнесла Александра, сев за стол и по привычке сбросив туфли – за день от длительного хождения на каблуках очень ныли ноги.
– Александра Ефимовна? – сказал приятный мужской голос. – Простите, что беспокою, но… дело вынужденное, так сказать… меня зовут Андрей Геннадьевич Фроленко, я заведующий отделением реанимации городской больницы «Скорой помощи». – При этих словах у Александры нехорошо заныло под ложечкой, и она машинально выпрямилась в кресле, словно собираясь для отражения атаки. – К нам сегодня поступил ваш родственник… Гельман Ефим Иосифович…
– Это мой отец… – автоматически уточнила она, шаря рукой по столу в поисках сигарет. Наташа, обеспокоенно наблюдавшая за ней, тут же услужливо подсунула зажигалку и пачку.
– Отец, значит…
– Не тяните, что с ним?
– Ваш отец в крайне тяжелом состоянии, вам лучше бы приехать. У него сильные ожоги и множественные травмы, подробнее пока не могу сказать. Прогнозы – дело неблагодарное, сами понимаете.
– Спасибо, – уронила Александра и опустила трубку на рычаг.
Пару минут она сидела в полной прострации, пытаясь уложить в голове полученную информацию. Что могло случиться средь бела дня с отцом, вокруг которого постоянно охрана? Ожоги – откуда, чем?
Придя в себя, Александра вскочила, бросила в пепельницу сигарету и метнулась к большому шифоньеру в дальнем углу ассистентской.
– Наташа, будьте добры, отпустите двести пятую группу, мне нужно срочно… – пробормотала она, и лаборантка заверила:
– Не волнуйтесь, отпущу. Серьезное что-то?
– Пока не знаю… – процедила Александра, успевшая уже переодеться из простого сатинового сарафанчика, надетого, как обычно, под халат, в строгое серое платье с высоким воротником. Осталось натянуть сапоги.
Почти бегом, прыгая через две ступеньки, она неслась вниз, к выходу из здания анатомички. Едва не сбила с ног заведующего кафедрой патологической анатомии, на ходу буркнула извинения. К счастью, ее машина не была еще заперта автомобилями других сотрудников, а потому Александра почти сразу сумела выехать на оживленную вечернюю улицу и направиться в сторону больницы. В хвост ее машине сразу пристроилась неприметная серая «девятка» с тонированными стеклами – охрана, приставленная отцом еще до замужества и продолжавшая присматривать за молодой женщиной даже теперь. «Надо братьям позвонить», – подумала Александра, но потом решила, что врач, скорее всего, уже сделал это – записанные на листок телефоны детей отец всегда носил в паспорте.
Мне восемь лет. Я только что изрезала ножницами в лоскуты белую вышитую скатерть – подарок маминой бабушки ей на рождение моего старшего брата. Я почему-то особенно ненавидела эту скатерть – как будто она сделала мне что-то плохое. На самом деле все просто – именно эта скатерть лежала на столе в тот день, когда я в последний раз видела маму.
Сейчас передо мной – разъяренное лицо отца, свист ремня и глухие удары по столешнице в полуметре от меня: