На всякий случай я незаметно вынула из багажника цепь и намотала на руку – нехитрому приему самозащиты меня обучили байкеры, но пользоваться пока не приходилось.
На крыльце показался Семен, закурил и сделал шаг в направлении машины, припаркованной чуть дальше того места, где сидела я. И в тот же момент толпа рванула к нему с криком: «Бей его!» Я слетела с байка и кинулась наперерез, не соображая, что я одна, а их человек десять. Размахивая цепью, я истошно орала и изрыгала такой мат, что потом даже не могла вспомнить, у кого все это слышала. Первый же не успевший остановиться пацан получил удар цепью, с визгом упал на асфальт, зажимая разбитое в кровь лицо. Следующему попало по уху, третьему – по руке. Остальные ошалели от наглости и напора и растерянно замерли. Этого как раз хватило Семену, чтобы вынуть из багажника бейсбольную биту и кинуться мне на помощь. Однако уже ничего не требовалось – воинственные «скины» превратились в кучку испуганных малолеток и обратились в бегство, не решившись связаться со взрослым вооруженным мужиком и явно нездоровой на голову девицей. Я же вошла в какой-то странный раж, как собака, учуявшая раненого зверя и устремившаяся в погоню. Подскочив к лежавшему, я принялась молотить его цепью и ботинками. Парень уже даже не закрывался, только стонал и бормотал что-то, а у меня перед глазами стоял Максим – безобидный, добрый Максим, убитый ни за что этими уродами… Только почувствовав, как из-под ног ушла почва, я перестала орать и брыкаться – Семен волок меня к мотоциклу:
– Ключи!!! Сашка, ключи давай, надо сваливать!
Я не соображала, что происходит, но ключи дала. Семен завел байк, усадил меня сзади, велев держаться, и поддал газу. Окровавленная цепь так и висела на моей руке…
Семен привез меня к себе, уже в квартире осторожно снял цепь с моей руки и отбросил ее в угол. Меня трясло от пережитого и от навалившихся эмоций, с которыми я никак не могла совладать. Безумно жалко Максима – и Семена, потерявшего любимого. Мы обнялись в гостиной на диване, я плакала, размазывая слезы по лицу, Семен поглаживал меня по плечам и тоже, не стесняясь, плакал.
– Ты бы видела его, Сашка… – всхлипнул он. – Как можно было… он же никому ничего не сделал…
– Не надо, Семочка, не плачь. Максиму уже не поможешь…
– Наверное, это наказание за наш образ жизни…
– Ну, хватит! – собрав все силы, рявкнула я – невыносимо видеть старшего брата в таком разобранном состоянии. – Хватит себя жалеть! И хватит – слышишь! – хватит оправдываться за то, кого ты любишь и как это делаешь! Мне вот все равно – и к Максиму я относилась хорошо, мы дружили! И мне неважно, что он любил не девушку, а моего старшего брата! И ты не смей – ведь предаешь его!
Семен отстранил меня, сел очень прямо, вытер глаза и проговорил:
– Ты совсем уже взрослая, Сашка. Взрослая и умная, мне и в голову не пришло бы то, что ты сейчас сказала. Ведь действительно – я сейчас веду себя как предатель… А нужно заниматься похоронами, у Максима никого нет, кроме меня… не было. Он из детдома.
Я знала. Однажды Максим рассказал мне о детстве, проведенном в маленьком интернате города-спутника. Именно там он, худенький, слабый и по-девичьи симпатичный, впервые подвергся насилию одного из старшеклассников. Это продолжалось довольно долго, а потом Максим начал испытывать отвращение к женскому полу, которого не мог себе объяснить. Словом, с тех пор его партнерами были только мужчины. С моим братом он познакомился в ночном клубе, и завязалось. И вот теперь Максима больше нет, а мне отчаянно жалко Семена.
– Я помогу тебе.
– Не нужно, Сашура, – вздохнул Семен. – Не хватало еще, чтобы отец узнал. Все равно не будет никаких церемоний – я тихо похороню его, и все. Потом, если захочешь, приедешь на могилу. Но это необязательно.
Я понимала, о чем говорит брат. Практически каждый мой шаг контролировался папиной охраной, и Семен не хотел, чтобы необдуманным поступком я навредила себе.
– Как скажешь. Можно, я у тебя переночую? – хмуро спросила я. – Никакого желания домой ехать, когда там этот… – Тут я запнулась, понимая, что сейчас не самое лучшее время для обсуждения моих любовных терзаний.
– Акела? – спросил Семен, удивив меня. – И что он тебе? Машет палкой по утрам, уезжает с отцом, приезжает с ним же – и к себе. Вроде как не докучает особо.
«А мне как раз хочется, чтобы докучал», – подумала я, царапая ногтем кожу брюк, но не стала говорить вслух.
Семен постелил мне на диване – я всегда спала там, если вдруг оставалась ночевать, мне очень нравилась эта комната в темно-синих тонах, с белой отделкой. Огромный удобный диван напоминал по форме ракушку, из которой выдвигалось спальное место, мягкий синий ковер под ногами, полупрозрачная синяя органза на окнах, а сверху – белые портьеры до пола. И много морских пейзажей на стенах – Семен очень любил море. Здесь я чувствовала себя спокойно.
Однако сегодня мне совершенно не спалось, я ворочалась на диване, садилась, поджав ноги, пыталась читать книжку, найденную на журнальном столе, но ничего не помогало. На цыпочках я прошла в кухню и включила чайник, решив, что чашка чаю поможет мне уснуть. Обычно с этой целью Галя приносила мне молока с медом, но брат мой молочного не терпел, а потому в холодильнике не держал. Я полезла в навесной шкаф, где у Семена хранились банки с чаем, и нечаянно уронила одну на пол. Жестянка с грохотом упала, крышка отлетела под стол, а из банки выпали какие-то пакетики, совершенно непохожие на заварочные. Я нагнулась и взяла один – внутри прозрачного полиэтилена пересыпался белый порошок. Догадка, осенившая меня вдруг, была ужасна – похоже, мой братец имеет отношение к кокаину. Неизвестно только, употребляет или продает. Папа отрицательно относился к торговле наркотиками, я точно это знала, потому что однажды краем уха услышала, как он орал на Бесо:
– Никогда на моей территории не будет этого! И сам толкать не буду, и вам, уродам, не позволю! Дочь у меня растет – а ну как ей кто-то продаст?! Ты, толстый хряк, будешь отвечать за это?!
Что ответил Бесо, я не помню, но наркотиками в районе, где «смотрящим» был папа, не торговали, а если кого-то вдруг ловили, то разговор оказывался обычно коротким. И вот теперь я нахожу у родного брата целую банку…
Я уже забыла о чае, сгребла пакетики и пошла в спальню. Семен не спал, лежал в темноте, закинув руки за голову. По его щекам катились слезы. Я швырнула в него свою находку. Пакеты усыпали кровать.
– Что это? Что, я тебя спрашиваю?!
Семен равнодушно взирал на пакеты и словно не слышал моего вопроса. Я запрыгнула на широкую кровать и изо всех сил затрясла брата за плечи:
– Ты меня слышишь?! Слышишь?! Откуда у тебя это?! Ты сам? Или торгуешь?!
Семен оторвал мои руки и, больно сжав запястья, проговорил:
– Это не твое дело, Сашура.
– Не мое?!
– Нет, не твое. И кокаин не мой.
– А… чей?!
– Максима.