– Что он хотел от тебя конкретно?

– Он… – Вадик судорожно вздохнул. – Он просил передать тебе, чтобы ты позвонила Глебову и чтобы тот подключил свои связи.

– А ты?… Ты что вместо этого сделал, гад? Ты ничего не сделал! У него в тот момент, может быть, милиция в квартире была, а ты…

– Не может быть, а была. Ему разрешили сделать один звонок перед тем, как забрать его вместе с ящиком. До Арчи он не дозвонился, вот и решил тебе позвонить.

– Почему ты мне ничего не сказал, Вадим? Объясни, почему?

– Забыл.

Он издевался над ней. Издевался или втравливал в какую-то новую для нее игру, правил которой она пока не знала.

– Но как можно забыть о таком? Он же просил тебя передать мне, чтобы я позвонила Глебову!

– Я сам и позвонил ему. Все, детка, отстань, я спать хочу. – И Вадим, стащив с нее огромный кусок одеяла, накрылся с головой.

– Кому ты позвонил? Кому ты сам позвонил, Вадик? Не спи, отвечай мне! – Василиса села на него верхом, стянула с него одеяло и принялась трепать за щеки, намереваясь если не выспросить, то выбить из него всю правду. – Кому ты позвонил после Санькиного звонка? Кому?

– Да Арчи я позвонил, чего пристала, сумасшедшая! – Он лягнул ее ногой, спихивая с себя, и снова упаковался в одеяло, пробубнив оттуда: – Арчи сегодня звонил мне, сказал, что все уладил.

– Что уладил?

– Подробностей не знаю. Возьми и сама разузнай. К Сане своему съезди, ты что-то давно его не навещала. Поругались, что ли? Все, Валиса, отвали от меня, я спать хочу, завтра рано вставать.

С горем пополам, но она все же разжилась информацией.

Сигитов где-то в чем-то прокололся, и его вместе с его компьютером арестовали. Случилось это позавчера вечером. Потом Глебов позвонил Вадику и сказал, что все утряслось. А что конкретно утряслось-то? Саньку выпустили или нет? Его станут судить, или он отделается крупным штрафом? И что там болтал насчет серьезного мужика Вадик – к кому в карман залез Сигитов?

Все, завтра после работы она, невзирая ни на что, поедет к Саньке. Она станет общаться с ним, как и прежде. Станет делать вид, что того последнего разговора не было. То есть никаких пожеланий относительно их совместного будущего она от него не слыхала. Это все перечеркнуто жирным словом – нет. И к теме возврата не будет. Теперь другая тема на повестке дня – тема Санькиной свободы, а может, и безопасности даже, если тот дядя, которого он щипанул, так уж серьезен.

Глава 4

Саня обнаглел настолько, что не хотел впускать Василису к себе в квартиру. Гнусавил что-то из-за двери, довел ее до белого каления. И через десять минут пререканий она, повернувшись к двери спиной, начала молотить по ней ногами.

– Ты что делаешь, Васька? – заныл Сигитов тут же. – Ну, что ты делаешь? Соседей перепугаешь, а они и так…

– Если не откроешь, сейчас вызову пожарных, скажу, что ты горишь! – заорала Василиса не своим голосом. – Ты что там, офонарел совершенно? Открывай давай!

В замке неуверенно заскрежетало. Дверь чуть приоткрылась, и Санька, высунув нос из квартиры, промямлил:

– Ну, здорово, Василиса Микулишна. С чем пожаловала?

– Свихнулся? – на всякий случай решила она уточнить, глядя на его помятую физиономию во все глаза. И тут же предположила: – Или ты не один? С девицей, да? Я помешала?

– Да один я. Но… Но ты помешала. Может, в другой раз зайдешь?

– Другого раза может и не быть.

Он вздохнул. Отодвинулся от входа, давая ей возможность ступить с лестничной клетки в квартиру. Потом запер за ней дверь на два имеющихся замка, что случалось крайне редко – прежде он мог вообще ее не запирать, забывал потому что. Привалился к коридорной стенке, сложил руки перед грудью и тут же с вызовом произнес:

– Ну и че?

– Да хоть че! Совсем дурак, да?

Василиса бросила сумку на пол, потому что больше положить было некуда. Тумбочка из-под зеркала куда-то подевалась. А тумбочка дорогой была, купленной Санькой в антикварном магазине. Продал он ее, что ли, за долги? Ладно, выяснению еще предстоит случиться. Стащив с себя легкий плащ, подергала им в воздухе, предлагая Сигитову принять его из ее рук. Тот продолжал стоять столбом и продолжал смотреть на нее с редкой недружелюбностью.

– Сань, что с тобой вообще? Ты не болен?

– Нет.

– Плащ тогда возьми у меня.

– Плащ? – Теперь он уже на плащ уставился, как на недруга. – Плащ можно… А ты что, надолго?

– А что, нельзя? – вспыхнула она тут же. И не стала разуваться, потопала прямо в сапожках в его комнату. – Так что происходит, Сигитов? Я понимаю…

– Нет, ты не понимаешь! – закричал он ей в спину, продолжая стоять столбом теперь уже с ее плащом в руках. – Ты ни черта не понимаешь, Василиса! Понимала бы – не приперлась бы.

– Вот для того, чтобы я к тебе больше никогда не приперлась, я и хочу понять. Вот потому-то я и здесь. И учти, визит к тебе будет стоить мне очень нудного семейного разбирательства, выяснения, почему и во имя чего я оставила семейный очаг сегодняшним вечером. Итак… Да повесь ты его уже куда-нибудь! Не будь ты таким идиотом!

Куда-то он все же плащ пристроил. Возможно, даже на вешалку, что было бы вполне логичным. Хотя мог и на пол бросить, потому что впечатления существа разумного сейчас Саня не производил.

Зашел. Сел за осиротевший стол, где раньше стоял его компьютер, зажал ладони между коленками, сдвинул плечи и обронил:

– Ну вот и все, Васька.

– Что все?

– Кончилась моя жизнь. Понятно?

– Нет. Поясни. – Она по привычке упала животом на его диван, подставила под подбородок оба кулака и требовательно уставилась на друга, помощника и брата почти. – Давай рассказывай, а то я ведь ничего не знаю.

– Я звонил. – Санька глянул на нее из-под длинной белокурой челки с болезненным укором.

– Узнала только вчера поздно вечером.

– А-а-а…

Он поверил ей сразу, потому что они никогда не врали друг другу. Ни просто так, ни из-за прикола. Не принято у них такое было. Но не удержался от уточнения:

– А почему? Вадик не сподобился рассказать?

И тут же его все-таки на эмоции пробило, Саня аж скорчился:

– Как же! Скажет он! Не пристало его жене с уголовником дружбу водить!

– Слушай, давай по порядку, – остановила Санькины выплески Василиса. – Говори, что стряслось.

– Что стряслось, что стряслось… – Он вздохнул, с сожалением поглядев на свои руки, применения которым теперь не находилось. – Взяли меня, Васька!

– Как это?

– За задницу. Буквально взяли, прикинь!