Настя, услышав о его подозрениях, лишь побледнела и отрицательно покачала головой.
– Почему ты так уверена? – не понимал он ее упрямства. – Никто не знает, кто убил этих несчастных на хуторе. Вполне можно предположить, что это был он.
– Но он приехал позже!
– А кто мешал ему приехать раньше и затаиться, а затем, уже не прячась, нарисоваться вторично?..
Какой-никакой резон в словах Филона все же был. Как правило, после этих слов он совсем ни к месту вспоминал о своей взорванной машине. О том, что господин «икс» хотел присовокупить к тачке также и его дом, да вовремя вмешались силы небесные. И опять Атаманов был в непосредственной близости…
Настя тяжело вздыхала, помешивая ложечкой остывший чай, и молчала. Признаться, ей уже порядком поднадоели эти разговоры, как и сами визиты назойливого гостя. Но откровенно указать ему на дверь она не могла. Все-таки человек немало для нее сделал. Оградил от общения с органами правопорядка. Запустил на местном телевидении малюсенький репортаж о том, что убийство Мельника раскрыто, а разыскиваемая милицией учительница все это время отдыхала в санатории и никакого отношения к происшедшему не имеет. В конце концов, квартиру ей вернул, которую Маргарита, даже по колено в кровь встав, не отдала бы никогда. Все это обязывало ее терпеть его общество, которое с каждый днем становилось все обременительнее. Настена уже и время его пребывания у себя сократила до минимума и дальше кухни старалась никуда не приглашать. Но Филон был сверхнастойчив. Он очень умело прикидывался непонимающим и старательно не замечал ни ее кислых улыбок, ни красноречивых поглядываний на настенные часы.
В канун осенних каникул он заявился ближе к полуночи с огромной охапкой бордовых роз. Настя и хотела бы не пускать его на порог, мотивируя отказ неурочным временем визита, да разве его могли удержать ее запреты…
Старательно стягивая на себе тонюсенький теткин халатик, привезенный той в сытые шестидесятые с Черноморского побережья, она переступала босыми ступнями по голому полу в прихожей и сонно таращила на гостя слипающиеся глаза.
– Обуй ноги, простудишься, – почти приказал он и ногой пододвинул к ней домашние шлепанцы, стоящие тут же в прихожей. – Что за дурацкая манера ходить босиком!
Настя послушно надвинула шлепанцы на ноги и поплелась следом за Филоном в кухню. Он швырнул букет на стол. По-хозяйски распахнул дверцы стенного шкафа и, достав пару тарелок и бокалы, принялся потрошить огромный пакет, который принес с собой.
Так… Начало многообещающее. Бутылка шампанского. Фрукты. Коробка конфет и полголовки сыра.
– Зачем так много? – слабо запротестовала Настя, интуитивно поняв, что затевается нечто серьезное. – Я не ем на ночь…
– И не надо, – Филон весело подмигнул ей и принялся кромсать сыр, укладывая его на тарелку. – Я поем. Проголодался. Да ты не стой столбом, присаживайся! Что ты как не у себя дома, лапунь!..
От последнего у нее так и вообще препротивно заныло в желудке. С чего бы это такие нежности. Не иначе парень свататься надумал. Нет, черти бы его побрали, нет и еще раз нет! Только этого ей сейчас и не хватало! Ну что за гадостная такая жизнь! Только-только начинает все налаживаться, как кому-то обязательно нужно залезать к ней в душу, причем грязными сапожищами! Вот сейчас вытащит колечко, подмигнет в очередной раз (совершенно идиотская манера, может, у него тик нервный, надо бы поинтересоваться) и сделает ей предложение. А ей что делать?! Послать к черту? Так он ей запросто головенку оторвет. Прямо здесь же, на кухне, не раздеваясь…
Расхохотаться и свести все к шутке? С ним такие вещи не пройдут. У Филона с юмором туговато. А ну как заведет такую же песню, что и Маргарита Николаевна полгода назад: время с деньгами на тебя тратил, чего же рожу воротишь…
Нет, лучше, пожалуй, молчать и тянуть время. Если он позволит, конечно.
Но Филон не позволил. Настроенный очень решительно, он действительно достал из внутреннего кармана кашемирового полупальто маленькую бархатную коробочку и, не замечая ее затравленного взгляда, взял ее правую руку в свою.
– Настюш, милая… Я это… Черт, а ведь волнуюсь! – Он вытер вспотевшую ладонь о брюки и, выудив премиленькое колечко с бриллиантом, надел ей его на безымянный палец. – Вот!..
– Что это, Филипп?! – в отличие от других Настя предпочитала звать его полным именем. – Зачем?! Мне ничего не нужно!!!
– Мы помолвлены, – просто ответил он и облегченно выдохнул: – Ух, прямо гора с плеч свалилась! Все думал, как скажу тебе.
– Но я… – залопотала она, порываясь снять кольцо и вернуть его владельцу.
– Нет! – Филон рявкнул так, что у нее заложило уши. – Не смей этого делать!
– Но я не могу!!! – со слезой в голосе попробовала запротестовать Настя.
– Еще как можешь!!! – Он хищно осклабился и, усевшись за стол, потянулся к бутылке шампанского. – Еще как можешь, елки палки! Сколько я могу ждать?! Антохи твоего и в помине нет, а никому другому я тебя не отдам. Давай вот выпьем по стаканчику…
Пробка от шампанского, громко хлопнув, выпустила на волю еле заметный дымок, и вскоре в бокалах заискрился благородный напиток. От отчаяния и невозможности повернуть события вспять, Настя незаметно для себя выпила подряд два бокала, и хмель ударил ей в голову. Она усиленно моргала, кусала губы, но приятная истома овладела ее телом, не позволяя быть категоричной, строгой и безапелляционной.
Это не прошло незамеченным, и обрадованный Филон подхватил ее на руки и понес в спальню.
– Ну, маленькая моя… Ну не нужно брыкаться. Сейчас я уложу тебя в постельку, ты закроешь глазки и…
Это самое «и» прозвучало столь многообещающе в его устах, что Настя невольно заплакала. Ей было до одури жаль себя. Такую несостоятельную, никчемную, вечно попадающую в нелепые ситуации с мужчинами и не имеющую возможности это предотвратить.
Сцены первого замужества, происшедшие в этой самой спальне, так ярко всплыли в ее памяти, что она едва не закричала в голос, когда Филон принялся освобождать ее от халатика. И не то чтобы прикосновения его рук были ей столь же омерзительны, как и прикосновения Андрея, нет. И уж если быть до конца откровенной, то из двух зол она бы выбрала… Ну, понятно, конечно, кого… Просто в очередной раз чувствовать себя в роли жертвенной овцы на алтаре супружества ей ой как не хотелось.
Но Филон ни на чем не настаивал. Откинул одеяло. Уложил ее на подушки. Прикрыл одеялом, подоткнул его со всех сторон и, чмокнув в нос, принялся вытирать ей слезы со словами:
– Не надо плакать, маленькая моя, не надо. Все будет хорошо. Я сделаю тебя счастливой. И потом у тебя…
«Такие классные сиськи!» – Настя замерла от ужаса, ожидая продолжения его тирады. Но новый нареченный был куда интеллигентнее предыдущих. Он просто-напросто ей сказал:
– И потом у тебя просто нет выбора.
– Выбор всегда есть, – пискнула она из-под одеяла. – Мы же в цивилизованной стране живем и не в Средневековье!