– Что, дорогая, сидишь и не знаешь, как от меня отделаться, так? Как же! Там Миша дожидается.
– Нет, Дима, не так.
Они стояли по разные стороны его машины и смотрели друг на друга, одновременно склонив головы к плечам.
Гольцов при этом старательно делал вид, что происходящее его если и возмущает, то он полностью владеет собой. А она...
Она и не собиралась притворяться. Ей просто нравилось сейчас на него смотреть. Смотреть и еще мечтать тихонько о том, как они сейчас поднимутся по трем гаражным ступенькам к лифту. Как поедут в лифте и войдут к нему в квартиру и потом...
Вот опять она покраснела, как девочка. Нет, все же не научилась она пока отношениям. Не умеет владеть собой, чуть-чуть хитрить, когда нужно, или, наоборот, говорить обезоруживающую правду. Сейчас вот очень ей хотелось бы этого, а слов не находилось.
Хорошо, что Гольцов оказался догадливым или настырным, кто знает, и пробурчал, поглядывая на нее исподлобья:
– Ну, так что?! К тебе или ко мне?!
– Наверное, к тебе, Дим, – выдохнула она с явным облегчением, молодец он все-таки; не он, так и стояли бы, буравя друг друга глазами. – Я так устала! А Мишаня сейчас прицепится, начнет выяснять что-то. А нам что с тобой, поговорить не о чем, кроме как о его очередной неудавшейся интрижке? Идем к тебе. Кстати, а у тебя как в холодильнике?
– Все нормально. – Гольцов был доволен и даже не пытался этого скрыть.
Он запер машину, поставив ее на сигнализацию. Проверил, заперт ли багажник. Обошел машину торопливо и, приблизившись к Лие, обнял ее за талию.
– Идем домой, что ли?
– Идем, – она кивнула.
Тут бы вот и добавить что-нибудь, что из души и сердца рвалось, самое ведь время. Что-нибудь теплое и хорошее, а язык словно окостенел. Все, на что ее хватило, это прижаться теснее к нему и вышагивать рядом нога в ногу.
Нет, не умеет она строить отношения. Не умеет быть нежной и говорить о своей нежности не умеет тоже.
– Эй, все в порядке? – Гольцов, безошибочно уловив, что с ней что-то происходит, привлек Лию к себе. – Ты чего такая?
– Какая? – Лия почти не слышала, о чем он ее спрашивает, смотрела, будто зачарованная, на его губы и томилась, и млела от желания до них дотронуться.
– Напряженная какая-то, – догадливый Гольцов сам ее поцеловал, коротко и нежно. – Все в порядке? Если что не так, ты скажи!
– Все нормально, Дим, – выдохнула она, уткнулась носом ему в щеку, и вдруг неожиданно для самой себя проговорила: – Мне так хорошо рядом с тобой. Хорошо так, что даже страшно. Я повторяюсь, да? Кажется, я это говорила уже утром.
– Говори хоть всю жизнь. – Его руки теснее прижали ее к себе. – Мне нравится.
– А говорить тяжело, Дим! – призналась Лия, закрывая глаза. – Ничего красивого в голову не идет, ты прав был. Банальности одни.
– Ты и банальности говори, я готов слушать. Черт, как быстро мы приехали!
Лифт распахнулся так неожиданно и с таким, как показалось им обоим, грохотом, что оба вздрогнули. Одновременно ступили на площадку и тут же замерли, прислушиваясь.
Тихо! Было нереально тихо, как в пещере. Соседи по площадке – дебоширы Кариковы – после ее разноса затихли и не высовывали носа из квартиры без лишней нужды. А встречаясь с ней на площадке, учтиво кланялись почти в пояс. В Димкиной квартире, понятное дело, сейчас никого не было, и быть не могло. Чего затих Мишаня, непонятно?
– А может, он у глазка сейчас стоит и подглядывает, а? – испуганно прошептала Лия, инстинктивно отступая за широкую спину Гольцова. – Услышал лифт и подглядывает.
– А может, и так! – тоже шепотом сказал он, поймал за своей спиной ее ладонь и ободряюще сжал.
– Легко! Я его вторично уязвила за его совершенную безупречную жизнь. Первый – когда ушла от него. Теперь вот второй – когда отказалась встретиться. Что делать, Дим? Я не хочу его видеть! – захныкала она вдруг как девочка. – Давай придумывай что-нибудь!
Гольцов думал минуты две, не больше. Вытащил из барсетки ключи от своей квартиры. Отдал их Лие в руки. Потом встал спиной к ее двери, загораживая собой глазок, и сделал ей знак прорываться к двери.
– Давай, быстрей!
Ох, как всегда трясутся руки, когда спешишь! Как выскальзывают меж пальцев ключи и мгновенно сужается до размеров булавочной головки замочная скважина. И все кажется, и кажется, что в затылок тебе кто-то дышит, подгоняя.
Они вбежали в распахнутую дверь его квартиры, закрылись и прижались друг к другу, с трудом сдерживая судорожный, рвущийся наружу смех.
– Кажется, получилось! – рассмеялся все же Гольцов негромко. – Нас не засекли, представляешь!
– Ага...
Господи, ей так нравилось обниматься с ним в темной прихожей. Так интересно и волнующе было чувствовать себя заговорщицей. Толкаться щекой в его заросший за день щетинистый подбородок. Чувствовать своей кожей его горячее дыхание. Чувствовать собой его всего очень сильного и страшно напряженного. Кажется, он совсем не мог владеть собой, когда они вот так совсем рядом.
Димка... Как же все-таки хорошо, что они вместе.
Она теперь не одна. Они вместе! Они команда! И им так хорошо рядом, что все, кажется, будет им по плечу. И вместе они сумеют вызволить из беды и Саньку, и его – Димку – оградить от нападок опасных алчных людей.
Все получится... Все...
– Если мы сейчас не пройдем в комнату, я стану раздеваться прямо здесь, – предупредил он ее и принялся задирать на ней тонкий свитер.
– Подожди, Дима. – Лия попыталась отстраниться. – Ты же есть хотел!
– Тебя хочу, ничего больше, – движения его рук стали резче и настойчивее. – Потом... Все потом, Лиечка, крошечка моя...
У них, наверное, все вышло бы прямо там, в прихожей. И забыла бы и она тоже, что и в ванну собиралась, и его накормить ужином. Все исчезло бы, кроме рук его и дыхания, что жгло ей кожу и душу.
Помешал сильный грохот за дверью на лестничной площадке.
Они вздрогнули и тут же отпрянули друг от друга. И тут же бросились к глазку, тесня один другого и толкаясь. Лия успела первой и прижала глаз к холодному окуляру.
Мишаня! Это он громко хлопнул ее дверью, собираясь уходить. В руках у него дыбились два пакета, с торчащими оттуда хвостиками ананасов и банановыми снизками. Все было ясно. Явился с гостинцами. Не дождался и решил в наказание все забрать обратно.
А, да и бог с ним! Лишь бы ушел. Лишь бы не стал звонить в дверь к Гольцову, вызывая хозяина на разговор. Но нет, не стал звонить, хотя и смотрел на его дверь минуты три с тихим бешенством и неприязнью. Потом повернулся и пошел к лифту.
– Что там? – оглушительно зашептал ей прямо в ухо Гольцов.