Макс отчаянно засопел в трубку, боясь разреветься с ней на пару. Не хватало еще! Но жалость к подружке до того саднила горло, задохнуться было можно.
— Слышь, Машка! Хорош орать!
— Что мне делать, Макс?! Что делать?! Я не могу с ними больше! Я к отцу хочу! — Слезы заливали лицо, пощипывая на губах, по которым нащелкала мать. — Что мне делать?!
Макс сопел и молчал минут пять. Потом прокашлялся и заговорил:
— Маш, я тут подумал… Короче, не поеду я со своими на юг…
— Ты на юг собрался?! — ахнула Маша, перебивая друга. — А я и не знала. Ты не говорил ничего.
Представить себе теперь существование без надежного плеча рядом было невозможно. Это же совсем-совсем с ним не говорить. Мобильник ей никто не подарил. А другой связи, когда он будет очень далеко, быть не могло. С домашнего ей Максу звонить было очень дорого.
— Надолго?
— Да не поеду я! — взорвался Макс от ее непонятливости. — Некогда!
— А чем станешь заниматься?
— Для начала тебя к себе перевезу.
— Как это?
— А так! Мои все уедут если, то хата будет свободная. Вот у меня и поживешь.
— Они меня найдут!
Маша покосилась на дверь. Мать, до того момента громко звенящая банками в кухне, вдруг подозрительно притихла. Не иначе снова подслушивает.
— Не найдут, — заверил Макс. — Если дома не захочешь у меня пожить, поселю на даче.
— Я одна там боюсь, — шепнула Маша, заметив под дверью две характерные тени от материных тапок.
— А я на что? Я тебя, Машка, никогда не брошу. Согласна?
— Согласна, — она улыбнулась сквозь слезы, возблагодарив судьбу за такого верного, надежного друга, которым был Макс. — А когда твои приедут, что делать станем?
— Поглядим, посмотрим, что там будет дальше, — философски крякнул Макс.
Об этом он пока не подумал, конечно, не до того было. Первостатейной задачей было — высушить Машкины слезы. Ревет и ревет второй день, беда просто. Вчера потому, что день рождения ей мать с отчимом испоганили. Сегодня из-за того, что мать поколотила.
Вообще уже с ума сошли! Наезд за наездом на бедную Машку. Нужно что-то думать…
— Куда глядеть, Макс, куда? Если я недели на две из дома сбегу, а потом вернусь, меня вообще уроют! — Раскаяние, за еще не содеянное, нахлынуло как-то вдруг и сразу, и Маша испугалась. — Может, идея твоя не очень… В том смысле, что не очень удачная?
— Идея моя что надо, поняла? — Критики Макс, как всякий мужчина, не переносил. — Пока моих не будет, станешь жить у меня, мы с тобой должны будем нарыть на твоего отчима криминал. Помнишь, как договаривались?
— Ну!
— Если нароем, то к отцу тебя отпустят жить, как не фиг делать. Кто оставит ребенка с криминальным авторитетом? — весело заявил Макс.
— С чего ты решил, что он криминальный авторитет, Макс? — Она растерянно заморгала. — По-моему, он из простых. Вкалывает и все такое. А если мы ничего на него не нароем?
— Да ладно тебе париться! Где бизнес есть, там всегда криминал присутствует. По-другому не бывает. Я, во всяком случае, не слыхал. Ты слыхала?
— Не знаю. — Она никогда об этом не думала особо. — А вдруг Федька честно работает?
— Федька?! Честно?! Ты чего несешь, Машка, не пойму?! Ты рожу его видала?
— На день по сто раз!
— Вот и я о том же. Чтобы с такой-то рожей, да быть честным… Не верю!
Макс протяжно вздохнул в трубку, с испугом запоздало осознав вдруг, что именно пообещал подруге.
Ох, и тяжело ему придется. Тяжело во всех отношениях.
На юг ехать не придется, а хотелось до рези в животе, — раз.
На отчима ее надо информации надыбать попоганее, а есть ли она — еще вопрос, — два.
И Машку к себе придется переселить, раз обещал, — три. С последним, как ему казалось, головняка будет больше всего.
Он же не раз представлял себе тайком… Ну… это самое… Как они с ней одни, там, дома. Музыка, там, свечи. Они целоваться начинают и все такое.
Так до этого момента у них возможности побыть одним не было вообще никогда. То брат дома, то родители. То бабка припрется. А теперь! Теперь они вообще одни дома будут целых две недели. В одно время станут просыпаться, в одно время засыпать, в одной ванной купаться и зубы чистить. И в кухне ужинать и завтракать станут в одной, за одним столом! Вот, блин…
О чем он вообще думал, когда предлагал ей все это? Идиот, блин! Он же может не выдержать, он ведь уже знает про себя как про мужчину все, хотя родичи и считают его желтоперым.
— Макс? Ты чего замолчал? — шепнула Маша.
И от ее шепота у него по животу неожиданно побежали мурашки. И прямо вниз, прямо туда, где все его еще считают несозревшим. Знали бы!..
— Я не молчу, я думаю, — пробормотал он.
— О чем?
— Да так… С чего начинать компромат собирать на Федьку? Он вообще чем занимается?
— Кто бы знал!
— Вот тебе первое задание, Машка! Узнай во всех подробностях: как Федька деньги зарабатывает? Чем торгует, где ворует?.. Шучу. Нет, но у матери осторожно спроси. Типа, там помогать собралась, и все такое. Знать ты должна, что у него за бизнес! Сделаешь?
— На раз-два!
Проблемы в этом Маша не видела никакой. Помогать ее просили? Просили! Она отказывалась, правда, всегда. Но теперь ведь могла и передумать. А прежде чем начинать помогать, имеет она право узнать, где и как конкретно должна быть применена ее помощь? Имеет.
С матерью, конечно, собиралась дней десять не разговаривать за ее выходку, но теперь придется гордостью поступиться. Придется сделать вид, что ничего страшного не произошло. И что она не обижается. Ради такого дела она готова на многое. Смущало только одно…
Ну, вот узнают они что-нибудь плохое о Федоре, сообщат об этом в милицию, заставят суд пересмотреть решение, с кем должна она — Машка — жить. А вдруг отец не захочет, чтобы она с ним жила?! Вдруг мать права и ему так даже удобнее?!
— А вот пропадешь ты на две недели из дома, там и посмотрим, кому из них ты дороже и нужнее, — снова нашелся предприимчивый закадычный друг. — Все ведь просто, Машка!
Трехдневный кошмар после скоропалительных похорон и не думал заканчиваться. Иногда Юле даже казалось, что она попала в чудовищное зазеркалье, где все над ней потешаются, скалятся и норовят выставить душевнобольной.
Тамара сновала вокруг нее огромным челноком. Заботливо вливала ей в рот лекарства, обтирала лицо и шею влажным носовым платком, укрывала голову от солнца широкополой соломенной шляпой. И все время пыталась ее накормить.