Он слишком долго не говорил с ней и не виделся. Вдруг что-то изменилось за это время? Вдруг с ней что-то случилось? Разве он мог допустить?
— Нет, все нормально пока, — ответила она с едва слышным вздохом. — Если всю ситуацию вообще можно рассматривать, как нормальную. Знаете, Олег, я чем больше думаю, тем больше путаюсь. И смешно признаться, иногда мне начинает казаться, что я схожу с ума!
— Почему? — задал он совершенно идиотский вопрос.
За сумасшедшую-то ее легко можно было принять, даже напрягаться не нужно. Все ее история, изложенная Невзорову, была либо чудовищным по своему замыслу преступлением, либо глупой выдумкой взбесившейся от гормонов, ревности и одиночества бабы.
— Понимаете, Олег, — начала говорить она медленно. — Я вот вспоминаю останки человека, в котором я опознала своего мужа и…
— И?
— И не могу понять, как так могло получиться, что я опознала его вообще?! Плавки были Степана, татуировка, загорелая кожа и… И еще жуткая вонь разлагающейся плоти! Я почти не смотрела на него, вот и ошиблась, наверное, да?
Ох, как заныло тут же у Невзорова под ложечкой, ох, как заныло!
Почему она вдруг заговорила об этом?! Что заставило ее вспомнить про опознание? Проанализировала и поняла, что у следователя непременно возникнут вопросы? Или успела с кем-то переговорить и ей посоветовали эту тему непременно поднять в разговоре с ним?
— Я не знаю, Юля, меня же там не было рядом с вами.
Ответил он уклончиво, с досадой покосившись на гору окурков в чайном блюдце. Эта скотина Семенов мог бы и оставить ему хоть одну сигаретку. Все высмолил, не думая о друге. А у друга вот теперь острая потребность в никотине возникла, потому как дерьмово на душе сделалось. Бросить все, что ли, к чертовой матери, а?
— Олег, вы только не бросайте меня, ладно? — вдруг шепнула она ему и не в ухо даже, а будто в самое сердце. — Я ведь точно тогда с ума сойду. Или пропаду, или попаду куда-нибудь, в какую-нибудь историю.
— Вы уже попали, Юля. Да как попали. Нам необходимо с вами встретиться и обсудить все детали. Нужно же с чего-то начинать. Да, и вспомните, пожалуйста, в какой именно день и время вам звонили насчет долгов вашего мужа.
— А я и не забыла. — Юля без запинки назвала ему число и время. — Разве такое забудешь?!
— Адвокат не объявлялся?
— Нет пока. Мы с ним в среду должны встретиться.
— Это зачем? — тут же напрягся Невзоров, вспомнив про семеновские намеки о любовной связи.
— Так выплата по страховке на среду назначена.
— Ах вон в чем дело… — чуть-чуть на душе стало легче. — Просьба к вам, Юля, как только этот Александр Востриков объявится и назначит вам встречу, сообщите мне.
— Хорошо. А когда мы с вами встретимся?
Вот у существа разумного сразу бы вскочил вопрос: а зачем? Но разум Невзорова на время покинул, поэтому ответ, полыхнув по душе теплой волной, родился мгновенно:
— Да хоть сейчас!
— Хорошо. Я приеду к вам или вы ко мне?
— Лучше вы ко мне, Юля. Мне возле вашего дома рисоваться не вполне разумно.
— Почему?
— Потому что…
Он сморщился от недовольства собой, рожденного осторожностью. Расследование-то неофициальное, продиктованное его симпатией, ну и интересом сыскаря немного, ни к чему ему обнаруживать себя. Вот и сказал ей первое, что пришло в голову:
— Вдруг за вами следят, Юля. Вы такой возможности не рассматриваете?
— Следя-аат??? — Она почти задохнулась на последней букве. — Как следят?! Кто?!
— Выясним.
Пообещал Невзоров туманно и тут же поспешил проститься, договорившись, что Юля приедет к нему все же завтра. Сегодня ему приспичило выяснить, с какого телефона выколачивали с Миронкиной долги ее мужа.
Для выяснения Олегу непременно нужна была белая рубашка, штучки три гвоздики и непременная коробка конфет. Очень уж любила шоколад его давняя знакомая Галочка с местной телефонной станции. И все равно ей было, в каком кармане у тебя лежит удостоверение и в каком звании ты пребываешь, имелась бы в этих карманах хотя бы крохотная шоколадка, тогда разговор мог состояться. А не имелось ее, любая тема будет закрыта уже через пять минут после приветствия. Другой вопрос, если явишься к ней с официальным запросом, надлежащим образом оформленным. Но таких документов случалось по одному на десять случаев.
Такова была суровая действительность, когда мчишься по следу, высунув язык. И когда нельзя упустить времени, дожидаясь чьего-то росчерка и печати.
Через час Невзоров уже топтался возле областных телекоммуникационных сетей, вызвав Галочку телефонным звонком. Он, как на свидание, вырядился в белую рубашку с короткими рукавами, прихватил коробку конфет с огромной шоколадкой в придачу, вместо гвоздик купил бутылку шоколадного ликера, чтобы уж намертво повязать капризную телефонистку.
— Явился, майор, не запылился, — надула она тут же пухлые губы, выпорхнув к нему на ступеньки минут через десять. — Опять начнешь клянчить в обход закона?!
Закон Галочка, невзирая на ее любовь к сладкому, очень уважала.
— Галчонок, каюсь, буду клянчить. — Невзоров как можно лучезарнее улыбнулся, подхватил телефонистку под локоток и увлек в сквер напротив. — Дело так себе, но без тебя никак, поверь!
— Ой, вот только не льсти мне, Невзоров, — она понимающе хмыкнула, тут же скосила взгляд на его пакет. — Подготовленным хоть явился, майор? Или там у тебя пухлые дела с глухарями?
— Обижаешь, малыш! — Олег усадил ее на скамейку, тут же поставил ей на коленки пакет и предложил: — Оцени мое рвение, Галчонок.
Та сунула нос в пакет, повздыхала, борясь с соблазном, и проворчала минуты через две:
— Подкуп должностного лица, Невзоров. Не стыдно?
— Еще как! А что делать?!
Олег потупил взор. Ему до тошноты надоела эта словесная дребедень, которая повторялась раз за разом. Но без подобного предисловия было нельзя, нельзя было скомкать правила игры, навязанные ему Галиной. Запросто может отослать куда подальше, и тогда снова тупик.
— А никак нельзя без этого? — Она подрыгала коленками, приводя пакет в движение. — Может, разживешься, майор, бумажкой, а? Меня же из-за вас с работы попрут!
Попереть ее должны были бы уже давно, еще пару лет назад, не числись она официальной любовницей своего начальника. Но ничего же, до сих пор сидела на своем рабочем месте.
— Никак, малыш, нельзя. Стал бы я тебя напрягать, как бы можно было бы.
— А что так?
Голубые глазищи телефонистки смотрели на него с любопытством, которое и любопытством-то назвать было сложно. Так, ничего не значащий дежурный интерес: а что вот ты мне ответишь на этот раз? А то же, что и всегда, блин!