– Поли, Поли… Ну перестаньте, я прошу вас. – Прохоров сорвался с места, забыв про пирожок, хотя тот и в самом деле был хорош. – Ну не надо так убиваться! Сами же говорили, что следователь обещал вам помочь в этом деле.
– Обещал! – всхлипнула она, поднимая заплаканное лицо.
Поразительно! Прохоров едва не ахнул. Эту женщину даже слезы не способны были испортить. Не то что Верку его, у той моментально и нос краснел, и веки делались на половинки от слив похожими.
– Ну, вот видите, Поли!
Он пододвинул свой стул к ее, сел рядом, осторожно обнял за плечи. Не дождался возмущенного подергивания, как пару дней назад. Это снова обнадеживало. И он зашептал ей на ухо убаюкивающим голосом, прямо как сказочник со старой пластинки, которые родители покупали ему в детстве с получки:
– Нельзя так убиваться, Поли. Нельзя… Нужно думать о своем здоровье. Оно вам еще ой как понадобится. И Антону оно понадобится. Вы же вдвоем, вместе должны все это преодолеть. Весь этот ужас. Весь этот страх перед грозящим судом.
Она резко повернулась к нему, совсем не замечая, что ее грудь касается пуговиц на его рубашке. Ну, хоть плачь вместе с ней Прохорову. Сердце подпрыгивало в груди так, что казалось, сейчас на блюдо с пирожками выскочит. А что ниже брючного ремня творилось, просто катастрофа.
Не приведи бог, заметит, не приведи бог, заподозрит что-то! Тогда все – его старания напрасны! Выставит вон и на пушечный выстрел не подпустит.
А он виноват? Виноват, да? Если она наивна и чиста, как ребенок, то он не такой! Он здоровый взрослый мужик, который… Которому…
– Не смейте! – вдруг зашипела она, вцепившись в его плечи, а грудь ее все продолжала перебирать его пуговицы. – Не смейте каркать, Виталий!
– В к-ккаком смысле?
Он даже заикаться начал, бедолага. Но вовсе не возмущению ее смутившись, а собственным посылам, заставившим его прочно устроить свои руки на ее талии. Она-то его за плечи ухватила? Ухватила! Ей что можно, а ему нет?
Но Полина даже не замечала его влажных пальцев на своем теле. И что они трогали ее совсем не-дружески, и что стали вдруг требовательнее и сильнее.
– В том смысле, что не смейте произносить слово – суд! Не смейте! – с фанатичным испугом заклинала она, уже почти полностью прильнув к нему, но это не она, а его руки ее теснили. – Кощунство произносить это слово, когда еще ничего не ясно! Вы понимаете меня! Он ни в чем не виноват! Он никого не убивал! Это чья-то подлость! Его подставили! Эта женщина… Она не была хорошей! Она была дрянной, так ведь?!
– Да! – кивнул он, целиком и полностью соглашаясь с этим мнением.
– У нее могло быть полно любовников, разве нет? И этот другой любовник мог ревновать ее и к мужу, и к Антону! Разве нет? Это надо выяснять, а не заниматься подтасовкой фактов! Виталий! Вы согласны со мной, что нужно искать ее возможных половых партнеров и выяснять их алиби! Это ведь наверняка кто-то из близкого окружения. Тая говорила мне…
Оп-па! Вот это контрастный душ! Прохорова будто за ноги кто схватил и головой вниз с десятого этажа свесил.
Та-аак, это что там наговорить успела после похорон тетки толстая утешительница, запершись с Полиной в ее спальне?
– Что говорила Тая? – посуровел Виталий, моментально убрав руки с тела Полины.
Тело-то ее хоть и желанное, но все же чужое. Свое – много роднее и привычнее. Так что ни из-за какой похоти он себя, родного и любимого, под удар подставлять не желает.
Если Полинка вздумает копаться и ковыряться во всех грехах Зойки Хаустовой, то нароет, пожалуй, очень много. А если ей еще и Тая Хаустова в помощницы навяжется, то тогда все – пиши пропало. Тогда они его очень скоренько на чистую воду выведут.
И что получится тогда? Тогда получится кошмарное слово из четырех букв. И слово это – крах!
Крах его мечтам и надеждам на долгую обеспеченную жизнь вместе с Веркой. Может, и не была жизнь эта особо счастливой, и от былого фейерверка остался лишь пепел, но!..
Но его все в ней устраивало!
Да, случались минуты слабости, когда и жену видеть не хотелось, и в квартире тесно с ней было, и машина не радовала, и работа престижная и высокооплачиваемая напрягала. Но ведь это были минуты слабости, не более того.
Потом все быстро становилось на свои привычные места и не казалось лишним и обременительным. И квартира в престижном районе была, куда уж лучше тесной «хрущевки» на окраине. И дорогая иномарка с кондиционером казалась своевременным приобретением. И с женой не стыдно было в люди выйти – не дура и не уродина.
На что менять то все это было, на что?!
Вот главный вопрос, который всегда действовал на Прохорова отрезвляюще. И сразу заставлял его прекратить валять дурака и не зажираться.
Это был крах номер один.
Крах номер два – это крах всем мечтам о Полине. Если она узнает, что и он Зойкой не брезговал, то сразу зачислит его в разряд возможных ее убийц. Оправдаться и со временем не получится. И никакие доводы работников правоохранительных органов…
Так, стоп! А с чего он взял, что те станут какие-то доводы в его защиту выдвигать? Дурак совершенный! Да они, может, рады заполучить еще одного подозреваемого. То есть сообщника Панову в камеру подсадить. Убийство Алексея Хаустова они списали на Зойку, но все равно ведь не особо верят в ее причастность к нему.
Так что эту сторону вопроса можно смело считать крахом номер три.
Вывод?
Вывод напрашивается сам собой: нельзя подпускать Полину к Тайке Хаустовой. Нельзя допустить, чтобы эти две бабы таскались по городу и разнюхивали, раскапывали, а потом доносили ментам. И, как следствие, он сам должен занять место подле Полины. Тем самым он убьет сразу двух зайцев – и себя обезопасит от возможных подозрений, и сопротивление Полины скорее сомнет.
– Так что говорила Тая, Поли?
Он очень старался, чтобы голос его звучал мягко.
– Тая говорила мне, что Зоя никем не брезговала. Могла запросто переспать даже со слесарем, который ей кран пришел починить, – стыдясь и краснея, проговорила после замешательства Полина.
– Да вы что?! – ахнул он будто бы искренне, но в душе рассмеялся.
Нет, Панову – идиоту – повезло так, как никому не повезло из его окружения. Наивность и чистота этой милой женщины. Этакая хрустальная лилия, омываемая сверкающими водами горных источников.
Зойка слесарем не брезговала! Да она, не останови ее обязательства супружества, сводный мужской хор к себе пригласила бы. Ей все время было мало, мало, мало. Вишь, кроме него и мужа еще и Панов был. А там, покопайся, еще кто-нибудь из постоянных любовников имелся. Слесарь и инструктор по фитнесу – это так, это продукт одноразовый. А вот из постоянных…
– Кто же еще у нее мог быть? – будто бы задумавшись, проговорил Прохоров, сосредоточившись на мимике, чтобы, не дай бог, не выдала. – Тая называла кого-нибудь конкретно?