— А просто! Просто чтобы было, поняла? — орала по-прежнему девица, пододвинув свое лицо к ней настолько близко, что Жанна слышала запах сигарет и дешевой мятной жвачки. — Приперлась она сюда, понимаешь! Ждали ее здесь! Пацаны вот сейчас пустят тебя по кругу, а я посмотрю! И посмотрю с удовольствием, как стирают с тебя всю твою лощеность! Лощеная она, мать твою! Приперлась…
Замороженное бледностью лицо вдруг словно взорвалось, покраснев до самых ушей. Что такое пустить по кругу, она приблизительно представляла. И впервые с тех первых шагов по Угловой улице, когда наткнулась на двух теток с пустыми бутылками, поняла, что совершила большую ошибку, заявившись сюда в одиночестве.
Узнать ничего не узнает. Женьку не спасет. Счастья… Долгожданного счастья, о возвращении которого грезила несколько последних лет, не отыщет, это уж точно.
Не в том месте свернула она у огромного камня, венчающего собой множество развилок. Совсем не в том.
Ребята между тем сгрудились возле нее, и один самый смелый даже ухватился за ремень ее стареньких, так не понравившихся девице джинсов.
— Может, сама разденешься, а? — промурлыкал он ей отвратительным голосом, мало содержащим похоти, а больше мерзости, куда-то в затылок. — Может, скинешь штанишки и…
— Подождите, ребята! Я вам сейчас все скажу! — пискнула Жанна испуганно, попятилась, тут же наступила на чьи-то ноги, уперлась в чей-то голый живот, перепугалась еще сильнее и чуть тверже пообещала: — Отойдите, я все вам расскажу.
Повинуясь едва заметному кивку противной заводилы-девчонки, ребята отступили, но, правда, не так далеко, чтобы Жанна могла вырваться и побежать.
— Ну! Что ты хотела нам рассказать?
— Сейчас… — Она трижды вздохнула и выдохнула, попыталась сглотнуть, но во рту было сухо, много хуже, чем было вчерашним знойным полднем. — Я вам скажу, зачем мне нужна Светлана Светина.
— И?
Этот голос не принадлежал подросткам, которые так быстро испугали ее и заставили ненавидеть себя за трусость и слабость. Этот голос был много хуже, крепче и страшнее. Он шел откуда-то из-за ее спины. Откуда-то со стороны этих мерзавцев, что прижимались к ее спине своими юношескими оголенными животами, но никому из них этот голос не принадлежал и принадлежать не мог, это точно.
— И зачем? — снова тот же голос, только уже много грубее и повелительнее.
— Мой муж… Мой муж трахал эту мерзавку! — прокричала вдруг Жанна, впадая в такое отчаяние, что впору было реветь и рвать на себе волосы. — И теперь его обвиняют в том, что он ее убил! А это неправда, неправда, неправда!!!
Воцарилась тишина…
Воцарилась такая тишина, что стало слышно, как в параллельном мире, за десятиметровой толщей равнодушных домов, бурлит что-то, что привыкло считаться настоящей полноценной жизнью.
Там все шумело, двигалось, бурлило, смеялось. Город жил своей отдельной полуденной жизнью, совершенно не подозревая о том, что он давно имеет в своем чреве чудовищный нарыв, который мог гноиться и кровоточить, мог заживать на какое-то время, а потом снова начинать саднить и воспаляться.
Город жил, а Жанна, кажется, погибала. Даже если они и отпустят ее отсюда живой, что маловероятно, поупражняться в низости не преминут. Они раздавят ее, уничтожат, сомнут. И что она после этого?! Ноль… Пустое место… Просто тело…
— Та-ак… — произнес все тот же голос, только много ближе, и закончил, тут же похоронив все ее надежды на возможное освобождение: — А ну-ка, пацаны, дайте мне как следует рассмотреть жену той падлы, что отправил на тот свет мою жену! Посмотрю и подумаю, как мне половчее сделать ему мат в три хода…
Квартиры Светланы Светиной не существовало в природе, как оказалось.
Нет, жилище имелось. Ночлежка. Пристанище, где грязные вещи складывались прямо в углу. Где туфли и босоножки с толстым слоем засохшей грязи понуро притулились под единственной табуреткой. Гора фантиков от конфет, две полупустые банки с заплесневевшим вареньем. И топчан, который когда-то был чьим-то диваном, а потом стал местом, где отдыхала от трудов праведных и не очень бывшая обитательница этого места Светлана Светина.
Это было просто место, а не дом. Просто случайное необжитое пространство, где воняло плесенью, грязью и чем-то отвратительно сладким, кажется, ванилью.
Жанна топталась у порога странной комнаты, не решаясь войти.
— Ну! — требовательно произнес мужчина, что привел ее сюда. — Смелее, разве не сюда ты шла?
— Иди, иди. — Сзади в спину ее грубо подтолкнул тот самый парень, которого угрюмый мужик называл при ней неоднократно Вадимом. — Заходи и рассказывай.
Рассказывать ей было, собственно, нечего. Все, что она могла и хотела, она выкрикнула еще там, в бетонном мешке, в котором ее со всех сторон стиснула местная шпана.
И что мужа пытается спасти, и что он со Светланой Светиной состоял в отношениях, и что его пытаются ложно обвинить в убийстве.
Об этом они знали.
А о том, что и как на самом деле она чувствовала, Жанна рассказывать не собиралась. Не тот случай, как сейчас принято говорить и как не раз острил ее старший Антоша. Делить свое личное горе тут не с кем, она лучше дворовой собаке все расскажет, чем этим двоим.
Жанна прошла на середину грязной запущенной комнаты. Остановилась, сведя руки перед собой и с силой стискивая пальцы, ну до того тряслись…
Попыталась выглянуть в окно — не получилось. Стекла, состоящие из кусков средней и совсем крохотной величины, были столь грязны, что через них ничего не было видно.
— Неужели… Неужели он с ней встречался именно здесь?! — совершенно неожиданно вырвалось у нее.
— Вряд ли, — вдруг охотно отозвался на ее неосторожную реплику парень. — Сколько живу здесь, ни разу ни одного мента не встретил. Нет, случались облавы, но это же не то. Так ведь?
— Не знаю, — промямлила она неуверенно.
Она и правда не знала, как ее Женька мог, где мог и сколь раз мог. Как-то не вязалась в ее воображении картина романтических встреч двух влюбленных и эта вот загаженная до безобразия комната.
— Вряд ли они здесь влюблялись, — подал голос из угла коротко стриженный угрюмый мужик, он уселся на единственную табуретку, зло расшвыряв из-под нее грязную обувь. — Не такая она дура, чтобы тащить сюда своего любовника, да еще и мента! И не потому, что считаю их элитой там какой-то, просто здешний народец ей этого не простил бы никогда.
— Это точно! — эхом отозвался Вадим.
Ага! Значит, здесь он — ее кобелирующий супруг — не бывал лишь по той причине, что так же, как и его обманутая жена, являлся изгоем на этой Угловой улице.
Ну, ну…
— Думаю, что встречи проходили где-то в городе, — снова продолжил развивать тему их встреч мужчина, очень внимательно и очень пристально наблюдая ее смятение.