Издалека послышался вой сирены, какая-то машина, оборудованная спецсигналом, пыталась пробиться сквозь пробку на проспекте. Я решила воспользоваться стихийно предоставленным шансом.
– Ага, слышу, ребята уже на подходе. Попрошу их не затягивать наручники слишком сильно на ваших запястьях.
Анну Николаевну передернуло.
– Наручники? – чуть слышно произнесла она. – Наручники?
– Не стоит волноваться, это стандартная форма перевозки преступников, – подлила я масла в огонь. – Да, кстати! До которого часа открыто отделение вашего банка?
– С девяти до двадцати, перерыв с четырнадцати до пятнадцати, – привычно ответила Назарова.
Я демонстративно посмотрела на часы.
– Отлично, успеем опросить сотрудниц. Составим фоторобот Сергея Михайловича. Он очень опасный преступник.
Назарова затряслась.
– Никаких дел с вашим Сергеем Михайловичем я не имела!
– Но вы же общались с психотерапевтом? – вкрадчиво промурлыкала я.
– Да, я звонила по тому телефону, встречалась с психологом, но его зовут Лев! – воскликнула Назарова. – Пожалуйста, сделайте что-нибудь. Я не хочу наручники, и не разговаривайте с нашими сплетницами, они вас неверно поймут, свою версию придумают, пойдут разговоры. Господи! За что мне это?
Я взяла Анну Николаевну под руку.
– Я смогу помочь вам лишь в одном случае: если узнаю правду и пойму, что вы не имели дел с опасным Сергеем Михайловичем. Вон там небольшое кафе, пошли.
Едва мы умостились за крохотным столиком, как Анна Николаевна начала выплескивать информацию. Звук сирены, так кстати донесшийся с проспекта, убедил Назарову: лучше перестать врать. Мне оставалось лишь радоваться удаче и внимательно слушать бабку Насти.
Анна Николаевна не верит в психологию, а депрессию считает выдумкой жадных врачей, готовых на все, лишь бы содрать с человека побольше денег.
– Глупости, – сердито говорила она, – наш кассир, Валентина Лавинкова, родила ребенка и слегла. На малыша не глядела, на руки его не брала. Депрессия у нее. Во здорово! Валька в кровати валялась, а ее мать вокруг внука скакала. Пришел к Лавинковой психотерапевт, поболтал с ней и говорит:
– У женщины нервный срыв. Она родила ребенка.
Чушь! С какого, простите, ляду ей срываться? Муж отличный, дом полная чаша, малыш запланированный, всю беременность ее на руках носили. Вот я Вову на свет произвела и пошла круговерть: в шесть утра вскакивала, в час ночи ложилась, стирка, глажка, готовка, уборка, помощников нет, муж со службы вернется и орет:
– Заткни ребенка! Я устал, хочу отдохнуть.
Не было у меня времени на депрессию! А Валентина! Целый год ее лечили! Массаж, еда вкусная, подарки. Вот устроилась! Если больна, тебе уколы положены, операция, таблетки горькие, а не прогулки по магазинам за тряпками! У Лавинковой обыкновенная лень, а психотерапевту деньги нравилось с ее родни тянуть. Знаете, кто Вальку от депрессии вылечил за пять минут? Я.
Мне стало интересно.
– Как вам это удалось?
Анна Николаевна презрительно опустила уголки рта.
– На раз-два. Пришла Вальку навестить, не по собственной, конечно, воле: новая заведующая, что на мое место села, хочет казаться добренькой, велела на цветы скинуться и Валентине отнести. Я и поехала. Вхожу в ее комнату, а наша депрессивная сидит в кресле, рядом ваза с фруктами, конфеты, в руках пульт от телика. Увидела меня и заканючила:
– Умираю, Анна Николаевна, очень мне плохо.
Я около нее села и говорю:
– Жаль мне тебя, Валюша. Но не волнуйся, Максим твой вместе с сыном в хороших руках окажется. Лариса замечательная, домовитая, после твоих похорон и мужа твоего приголубит, и сыночка не бросит.
Лариса наш юрист, они с Валькой на ножах, потому что Максим сначала на Ларку поглядывал, а потом к Лавинковой переметнулся.
Валентина вскочила и спросила:
– Чего?
Я кивнула:
– Ты умираешь, из депрессии не выходишь, лежишь в кровати, а Лара Макса утешает, думаю, он сейчас ее у служебного входа ждет.
Лавинкова выбежала в коридор, выкрикивая на ходу:
– Мама! Где Максим? Немедленно погладь мне юбку, я убегаю!
Анна Николаевна откинулась на спинку стула и довольно засмеялась.
– Во как! В момент излечилась! Психолог не помог, а мой метод сработал.
Я молча смотрела на тетку. Кое в чем Назарова права. Сегодня люди с легкостью произносят слово «депрессия». Начальник сделал замечание, и у подчиненного сразу депрессия. Толкнули на улице – депрессия. Набрала лишний вес – депрессия. Успокойтесь, вы ничем не больны, у вас испортилось настроение, только и всего. Беду легко поправить. Смените службу, не обращайте внимания на хамов, которые вышли из дома, чтобы поругаться с окружающими, ешьте меньше – и хорошее расположение духа к вам вернется. Настоящая депрессия – тяжелое заболевание, если его не лечить, оно может привести к суициду, но, слава богу, этой напасти подвержено не много людей.
– Я думала, с Валерией то же самое, – вздохнула Назарова. – Чего она дома заперлась? Стала Володю пытать, он мне сначала рассказывать не хотел, но я умела из сына правду вытряхнуть. Нашел мой сыночек себе невесту в клубе. Пришел туда с приятелем, а она, прости господи, в гардеробе пальто принимает. Сын жалостливый был, не мужской у него характер. Он номерок уронил, нагнулся, а под прилавком, на который пальто кладут, девочка сидит, маленькая, играет пакетиками из-под кофе.
Володя и сказал гардеробщице:
– Нельзя ребенка здесь держать, лучше дома.
А та ответила:
– Мы живем в подсобке. У меня нет денег на съем квартиры, и я боюсь отсюда выходить, прямо тошнит от страха.
Назаров разговорился с гардеробщицей, принес ей кофе, а та рассказала свою историю. Приехала в Москву из Мурманска, лелеяла амбициозные планы, но жизнь крепко стукнула ее по затылку: Лера танцевала в клубе, где ее изнасиловал управляющий. Валерия поздно сообразила, что беременна, родила Настю и скатилась к подножию социальной лестницы.
– Если меня с вешалки уволят, возьму Настю и прыгну с башни, – мрачно пообещала она, – если только до нее доеду. Я не могу на улицу выйти.
И Володя решил стать добрым волшебником. Он женился на Лере, удочерил Настю и сказал Анне Николаевне:
– Мама, не приставай к моей жене. Она больна.
– Чем, сыночек? – ехидно осведомилась Назарова. – Аппетит у нее хороший, сон крепкий, постоянно к тебе с требованием супружеский долг исполнить пристает. Что у нее? Инфекция? Вирус? Температура? Кашель, насморк?
Володя занервничал.