Мы вышли к мосту, остановились поглядеть на реку. Тут и там ныряли водяные курочки, закат придавал воде янтарный оттенок. Парочка туристов фотографировала друг друга, и я внезапно ощутила прилив гордости. Я-то, в отличие от них, не проездом в этом чудесном местечке. Я живу здесь. Слышите? Я здесь живу!
– Так куда мы идем? – спросила я, когда мы возобновили нашу прогулку.
– В паб, – ответил Натаниель. – Не против?
– Ни в коем случае.
У «Колокола» было довольно людно: одни стояли у двери, другие сидели за деревянными столами при входе. И никто ничего не пил.
– Что делают эти люди? – удивилась я.
– Ждут. Хозяин задерживается.
– А! – Я осмотрелась. Все столики заняты. – Что ж… Посидим здесь? – Я похлопала по крышке деревянного бочонка, однако Натаниель двинулся прямиком к двери.
И… Ну и чудеса! Публика расступилась, освобождая ему дорогу. Онемев от изумления, я наблюдала, как он сует руку в карман, достает большую связку ключей и отпирает дверь. Потом поворачивается ко мне.
– Заходите, – пригласил он с улыбкой. – Заведение открыто.
Натаниель владеет пабом?
– Вы владеете пабом? – спросила я, когда суматоха после открытия слегка улеглась.
Добрых пятнадцать минут я смотрела, как Натаниель наполняет кружки, болтает с клиентами, отдает распоряжения помощникам и удостоверяется, что никого не обошли вниманием. Покончив с этим, он подошел ко мне – я сидела у стойки с бокалом вина.
– Тремя, – поправил он. – И не я один. Это семейный бизнес. «Колокол» здесь, «Лебедь» в Бингли и еще «Две лисы».
– Ух ты! Но… тут же столько хлопот! – Я окинула взглядом помещение. Все столики заняты, а новые клиенты все заходят и располагаются кто в крошечном садике, кто за столами снаружи, при входе. Гомон стоял такой, что приходилось почти кричать. – Как вы ухитряетесь управляться здесь и работать садовником?
– Поймали! – Натаниель шутливо вскинул руки. – Я в «Колоколе» появляюсь нечасто. У нас достаточно наемных работников. Просто решил, что сегодня мне пора постоять за стойкой.
– Значит, вы на самом деле не садовник?
– Ну почему же? – Он на мгновение отвернулся, поправил коврик на стойке. – Это… это бизнес.
Я уже слышала эти нотки в его голосе. Как если бы ненароком уколола в больное место. Я отвернулась – и мое внимание привлек висевший на стене портрет мужчины средних лет. Тот же волевой подбородок, что и у Натаниеля, те же голубые глаза, та же улыбка и те же морщинки вокруг глаз.
– Это ваш отец? – спросила я с запинкой. – Он такой… необычный.
– Он был душой этого места. – Взгляд Натаниеля утратил суровость. – Его все любили, хоть кого спросите. – Он сделал большой глоток, поставил пивную кружку на стойку. – Послушайте, нам не обязательно оставаться здесь. Можем поискать местечко поцивильнее…
Я оглядела бурлящий паб. Сквозь голоса и взрывы хохота прорывалась музыка. Постоянные клиенты у стойки приветствовали друг друга шутливыми подначками. Рыжеволосый бармен с лукавой улыбкой растолковывал паре пожилых американских туристов в футболках с надписью «Стрэтфорд» особенности местных сортов пива. В дальнем конце помещения затеяли играть в дартс. Честно говоря, не помню, когда я в последний раз оказывалась в такой доброжелательной, дружеской обстановке.
– Давайте останемся. И я буду вам помогать! – Я соскользнула с высокого табурета и решительно направилась за стойку.
– Вы когда-нибудь наливали пиво? – с усмешкой осведомился Натаниель.
– Нет. – Я взяла пустую кружку и подставила ее под краник. – Но я научусь.
– Ладно. – Он подошел поближе. – Наклоняете кружку вот так… Теперь наливайте.
Я повернула краник, и он плюнул в меня пеной.
– Черт!
– Не так резко. – Натаниель накрыл мои ладони своими, показывая. – Правильно.
М-м… Как приятно… Он что-то говорил, но я не вслушивалась. Эти сильные руки ввергли меня в подобие блаженного транса. Может, прикинуться, будто у меня ничего не получается? Может, тогда мы простоим в такой позе весь вечер?
– Знаете… – начала я, поворачиваясь к Натаниелю. И тут мой взгляд уперся в объявление на стене. Там висела старинная деревянная табличка, запрещавшая входить в паб с грязными сапогами и в рабочей одежде. А ниже, на приколотой кнопками пожелтевшей от времени бумаге, кто-то вывел фломастером: «Юристов не обслуживаем». Надпись выцвела, но читалась, тем не менее, издалека.
Я ошарашенно уставилась на объявление. Юристов не обслуживаем?
Может, померещилось?
– Ну-ка… – Натаниель поднял кружку, полную золотистой жидкости. – Вот. Ваша первая пинта.
– Здорово… – Я выдержала подобающую паузу, а потом небрежно махнула рукой в сторону объявления. – А это что?
– Я не обслуживаю юристов, – сказал он. Как отрезал.
– Натаниель, иди сюда! – крикнул кто-то из дальнего угла. Натаниель досадливо хмыкнул.
– Сейчас вернусь, – пообещал он, мимолетно коснулся моих пальцев и отошел. Я тут же глотнула вина. Он не обслуживает юристов? Но почему? Чем юристы перед ним провинились?
Ладно. Надо успокоиться. Это шутка. Они здесь так шутят. Все юристов терпеть не могут, юристов, агентов по недвижимости и налоговых инспекторов. Это закон жизни.
Но далеко не все вешают в своих пабах такие объявления.
Пока я сидела, ломая голову над этой загадкой, ко мне подошел рыжеволосый бармен.
– Привет, – сказал он, протягивая руку. – Эамонн.
– Саманта. – Я улыбнулась. – Меня Натаниель привел.
– Он говорил. – Глаза бармена блеснули. – Добро пожаловать в Лоуэр-Эбери.
Я смотрела, как он берет из резервуара лед, кладет в стакан, наливает виски и несет клиенту. Внезапно мне подумалось, что он может что-то знать насчет объявления.
– Эта бумага насчет юристов, – сказала я, когда бармен вернулся, – это шутка, верно?
– Не совсем, – весело отозвался Эамонн. – Натаниель на дух не выносит юристов.
– Понятно. – Сама не понимаю, как я ухитрилась улыбнуться. – Э… А почему?
– Началось, когда его отец умер. – Эамонн взгромоздил на стойку ящик с бутылками, и мне пришлось чуть сдвинуться, чтобы видеть лицо собеседника.
– И что? Что тогда произошло?
– У Бена были какие-то юридические споры с муниципальным советом. – Эамонн отвлекся от бутылок. – Натаниель говорил, что до этого вообще не стоило доводить, но Бен поддался на уговоры адвокатов. Он и так был не слишком здоров, а тут все пошло по нарастающей, он дергался все сильнее, ну и получил сердечный приступ.