Рока опять улетела, и почему-то стало грустно. Все спали, а мне вдруг совсем расхотелось. Макианэль во сне ворочился. Я долго наблюдала за его тревожным сном, а потом, не выдержав, встала и подошла поближе. На его лбу, в свете яркой луны, блестели капельки пота. Я присела и, протянув ладонь, дотронулась до щеки, но тут же одернула руку. Ее будто обожгло. Испугавшись, я потрясла его за плечо:
– Макианэль, проснись, – он не среагировал, и я, тревожно вглядываясь в его лицо, повысила голос:– Макианэль!
Ларинэль привстал:
– В чем дело?
– У Мака жар, он не просыпается.
Тот тут же выскочил из спальника и, подбежав, дотронулся ладонью до его лба:
– Что за шутки? – пробормотал он.
– Буди Семинэля! – приказала я и кинулась к своей сумке. Сердце неприятно стучало в ушах, мысли путались. Я схватила фляжку с водой и побежала назад. Семинэль, уже проснувшись, пытался выбраться из мешка.
– Макианэль, – снова позвала я, расстегивая спальник. – Очнись же!
Он был насквозь мокрым и горячим. Я смочила рядом лежащее полотенце и положила ему на лоб, затем нащупала на запястье пульс.
– Что тут? – сипло спросил Сема, присаживаясь рядом.
– Пульс слишком быстрый, жар, губы синие, посмотри на руки, – показала я, – мышцы напряжены. Что с ним? Я не знаю таких симптомов!
Я подняла голову и застыла в ужасе. Лицо Семинэля казалось белоснежным в свете луны, губы посинели, а на лбу блестели капли пота.
– Тихо, Оливия, – слабо улыбнулся он. – Сейчас что-нибудь придумаем и…
Его лицо вдруг исказила гримаса боли, и рука вцепилась в безрукавку на груди. Закрыв глаза, он начал заваливаться вперед.
– Семен! – испуганно вскрикнула я и, перепрыгнув через ноги Мака, подхватила мага. – Что с тобой?
– Оливия, – еле слышно прошептал он.
Я опрокинула мага на спину, и нависла над ним, вглядываясь в приоткрытые глаза.
– Сема! Семен, смотри на меня. Что с тобой? Скажи мне что! – прокричала ему в лицо.
– Я… – прошептал он.
– Что? – вцепилась пальцами в его плечи.
– Яд.
Я отпрянула. Не думала, что ужас может быть таким осязаемым. Он, словно страшное чудище, взял в кольцо своих рук, и не вырваться из крепких объятий. И мысли утонули в водовороте вопросов, не желая оформиться в связанные предложения. А время… оно остановилось.
– Оливия! – отчаянно вскрикнула Дали, выдернув меня из оцепенения. – Ларину плохо!
В ушах зазвенело и показалось, что мир качнулся, а наша стоянка закружилась перед глазами.
– Это лишь плохой сон, – прошептала я, зажмурившись. – Сейчас мы проснемся, и все будет хорошо. Ну конечно, это сон.
– Оливия! – всхлипнув, крикнула Дали.
Я открыла глаза. Картина передо мной не изменилась: два белых, как снег лиэля с посиневшими губами, корчились во сне от боли. Лица, покрытые испариной, напряжённые мышцы, частое дыхание, сильное сердцебиение. Яд?
– Но я же не лекарь, – прошептала онемевшими губами, мотая головой. – Что я могу? Что?
– Оливия! – вновь позвала Дали.
Я обернулась. Голова Ларинэля лежит на ее согнутых коленях. Девушка, прислонив губы к его лбу и вцепившись руками в легкую тунику, раскачивается взад-вперед, всхлипывая.
Эта картина будто отрезвила. С трудом встав на ноги, я подошла поближе.
– Дали, – позвала севшим голосом, – Дали!
– Мне страшно, – прошептала она.
– Дали, нужно успокоиться. Мне тоже страшно. Но кроме нас здесь никого нет. Ужас сковывает меня, – призналась ей, – и если мы ничего не начнем делать, они умрут. Нужно думать и отгонять панику, слышишь?
Она вскинула голову, посмотрев на меня безумными глазами, полными слез.
– Дали, – я сглотнула и глубоко вздохнула, успокаиваясь. – Положи аккуратно его голову. Нужно отойти подальше и поговорить.
– О чем? – задала она глупый вопрос.
– Дали, ты только что меня звала! Хочешь, чтобы я помогла, оставь Ларинэля в покое, идем! – закричала я.
Мы долго смотрели друг на друга. Ущелье затягивало густым туманом. Меня пробил озноб.
Не выдержав, я рванула вперед. Трясущимися руками отлепила девушку от жениха, и силой поволокла к костру, впившись ногтями в ее запястье, чтобы не сопротивлялась. У костра мы сели на землю спиной к мужчинам. Дали пыталась обернуться.
– На меня смотри! – прикрикнула я.
– Прости, – она зажмурилась.
– Итак, давай думать. Мы остались вдвоем и главная задача– понять, что происходит, и спасти их. Семинэль прошептал, что это яд.
Дали открыла глаза:
– Яд?
– Да. Но проблема в том, что ядов множество, и какое противоядие нам нужно– не известно. Стыдно признаться, я в них плохо разбираюсь.
– Но если это яд, то почему мы с тобой все еще в порядке? Ведь мы сегодня ели то же, что и все, – ее голос перестал дрожать, а глаза немного сузились.
Это успокоило и меня. В ушах перестало шуметь, думать стало значительно легче.
– Значит, можно исключить и завтрак, и обед, и бутерброды. Если бы Ларинэль был в порядке, можно было бы предположить, что Мак и Сема съели что-то, пока отсутствовали дома.
– Следовательно, отравились они уже в пути, – кивнула Дали, продолжая мою мысль. – Потому что, когда ребята вернулись, мы сразу покинули дом.
Сзади раздался слабый стон, мое сердце сжалось, мысли снова пустились в пляс, на глаза накатили слезы. Паника стала подступать, словно паутина, окутывая тело.
– Оливия, – строго позвала Дали. – Спокойно! Даже смотреть не буду кто из них.
Я согласно кивнула.
– Мы должны думать только о хорошем и контролировать друг друга, – твердо произнесла она.
– Туман слишком сильный и ночь… Будто страшный сон, – я потерла пальцами мокрый лоб.
– К сожалению, хуже.
– Сейчас бы засунуть голову в ледяную воду, чтобы заморозить этот страх и прийти в себя, – прошептала я, посмотрев на трясущиеся руки. Возникшая тишина давила на уши. И тут мы обе подскочили. Оказавшись на ногах, побежали к сумкам.
– Они брали воду из реки, – бормотала я, копаясь в вещах Семинэля. – А мы с тобой, взяли ее из дома!
– Вода в реке не может быть отравлена. Я видела плавающую в ней рыбу, – с сомнением отозвалась Дали, доставая фляжку Ларина.
– Значит, к этому яду рыбы не восприимчивы.
– Но кто это мог сделать? И что за яд? Их же не тошнит, – неуверенно сказала девушка.
– Это могла сделать водяная. Или леший, да мало ли? Без разницы, – раздраженно ответила я, откручивая крышку фляги. – Яд, скорее всего, растительный.