– Да нет у меня никакого варикоза! – выкрикиваю я. – Люк, это же от туфель! Ты что, забыл?
– Вот оно что, – подхватывает Венеция, – может, ты и права. Посмотрим, в чем ты ходишь…
Оглядев мои новенькие танкетки, она грустно качает головой:
– На поздних стадиях беременности такая обувь недопустима. – Порывшись в нижнем ящике шкафа, она вытаскивает пару кошмарных коричневых шлепанцев из резины. – Это ортопедическая модель. Как они тебе?
Я в смятении смотрю на жуткую обувку.
– Вместо варикозных чулок?
– Нет, что ты, – улыбается она. – Носить надо и то и другое. На всякий пожарный.
Стерва. Ох и стерва.
– Примерь их, милая, – ободряюще кивает Люк. – Венеция просто заботится о твоем здоровье.
«К чертям такую заботу! – хочется заорать мне. – Ты что, не видишь, к чему она клонит?»
Но я не могу. Выхода у меня нет. Оба выжидательно смотрят на меня. Пытка неминуема.
Медленно, чтобы не вырвало, натягиваю первый антиварикозный чулок, затем второй.
– Подтяни повыше, – командует Венеция, – до самых бедер.
Влезаю в резиновые страшилища, а мои уютные танкеточки хочу положить в большущую сумку от Марка Джейкобса – бледно-желтую, самый писк моды.
– Это твоя сумка? – В круглых, как бусины, глазах Венеции снова появляется блеск, а меня сковывает ужас. Нет, не надо. Умоляю, только не сумку! – Для беременной она слишком тяжелая, – заявляет Венеция, отбирает у меня сумку и взвешивает ее в руке, озабоченно хмурясь. – Ты знаешь, что это лишняя нагрузка для позвоночника? Кстати, я целый год работала вместе с физиотерапевтом, – продолжает она, обращаясь к Люку, – видел бы ты, как калечат людей эти баулы!
– Вместительные сумки сейчас на пике моды, – решительно заявляю я.
– Ох уж эта мода! – заливается серебристым смехом Венеция. – Мода вредит твоему здоровью, Бекки. Возьми лучше другую – сумку, из запасов моего физиотерапевта. – Она открывает дверцу шкафа и достает поясную сумку из какой-то дерюги цвета хаки. – Гораздо эргономичнее для позвоночника! Для надежности можно даже прикрыть ее рубашкой…
– Здорово! – восклицает Люк, забирает у Венеции моего желтого Марка Джейкобса и ставит на пол, подальше от меня. – Это так мило с твоей стороны, Венеция.
Мило? Да он совсем не въезжает! Ни чуточки.
– Не стесняйся, Бекки. – Венеция похожа на кошку: поймала мышку, мучает ее и злорадствует. – Посмотрим, подойдет ли она тебе.
Трясущимися руками я перехватываю живот поясом сумки, застегиваю пряжку и сверху прикрываю сумку рубашкой. А потом поворачиваюсь и смотрю на свое отражение в большом зеркале на двери.
И чуть не плачу. Это не я, а карикатура: ноги в белой сетке, как раздутые стволы деревьев, ступни в старушечьих шлепанцах и целых два живота, один над другим.
– Прекрасно выглядишь, Бекки! – Венеция вскакивает со стула и легко потягивается, как на занятиях йогой, демонстрируя длинные гибкие руки. – Ах, Люк, как удачно прошло наше совещание! Ты так интересно рассказывал про эти ссылки на веб-страницы…
С несчастным видом, шаркая ногами, я плетусь к своему месту и жду, когда они закончат обсуждать бизнес Венеции. Но они увлеклись новым буклетом и спорят, можно ли улучшить его дизайн.
– О, прости, Бекки! – вдруг вспоминает обо мне Венеция. – Тебе, наверное, скучно. Осмотр закончен, так что тебе незачем ждать…
– Ты ведь, кажется, обедаешь со Сьюзи и Джесс? – напоминает Люк. – Может, прямо сейчас и поедешь? А нам с Венецией надо еще кое-что уточнить.
Я будто в землю врастаю. Не хочу оставлять Люка здесь с этой женщиной! Интуиция запрещает мне категорически. Но если я заикнусь об этом, Люк будет считать меня ревнивой и подозрительной и мы снова поссоримся…
– Ну ладно, – наконец бормочу я, – пойду.
– Только переложи в новую сумку все необходимое. – Венеция указывает на моего Марка Джейкобса и грозит мне пальцем. – И чтоб больше я тебя с ней не видела!
Так бы и пристрелила гадину. Но спорить бесполезно: Люк все равно с ней заодно. Молча выгребаю из сумки кошелек, телефон, ключи, косметику. Запихиваю все в уродище из дерюги и вжикаю молнией.
– Пока, милая, – Люк целует меня, – я позвоню позднее.
– Пока. Всего хорошего, Венеция. – Я не смею взглянуть ей в глаза. Выхожу из кабинета и тащусь к выходу.
У стойки администратора взволнованная блондинка с микроскопическим животиком щебечет: «Как мне повезло попасть к самой Венеции!»
Да уж, повезло, свирепо думаю я. Радуйся, пока она не выставит тебя полной идиоткой в присутствии твоего мужа.
У самой двери я вдруг вспоминаю, что утром, пока Люк был в душе, ему звонили и я ответила на звонок. И вовсе не потому, что я ревнивая и подозрительная, а просто…
Ладно, скажу уж, так и быть: я думала, что звонит Венеция. А оказалось, что это Джон из «Брэндон Коммьюникейшнс». На радостях я совсем забыла передать Люку, что он звонил. Надо сказать, пока не поздно.
Я иду обратно через приемную, стараясь не обращать внимания на любопытные взгляды блондинки и ее мужа. Погодите, вот выйду отсюда – и сразу же избавлюсь от чертовых чулок.
Женщина в голубой форме медсестры идет по коридору впереди меня и останавливается у кабинета-Венеции, стучит дважды и толкает дверь.
– Ох, простите! – доносится до меня ее голос. – Я не хотела вам мешать…
Кому мешать? Чему мешать?!
С бьющимся сердцем делаю несколько шагов и успеваю заглянуть в дверь, которую уже прикрывает сестра.
И вижу их. Сидят рядышком, негромко и весело болтают. Венеция по-хозяйски обнимает Люка за плечи. Пальцы другой руки переплетены с пальцами Люка. Вид у обоих довольный и безмятежный.
Как будто они пара.
Не знаю, как я добралась до ресторана, где назначила встречу Сьюзи и Джесс. Брела, должно быть, как зомби. Вспоминала сцену в кабинете – и боялась, что меня сейчас вырвет.
Они были вдвоем. Вдвоем.
– Бекки!
Каким-то чудом я протолкнулась в стеклянные двери и теперь стою посреди зала, а кругом болтают посетители и снуют официанты.
– Бекки, ты что? – Сьюзи спешит ко мне. Заметив мои белые ноги, ужасается: – Что это на тебе? Что стряслось? Бекки… ты говорить можешь?
– Я… Нет. Мне надо сесть. – Ковыляю вслед за ней в угол, где за столом уже ждет Джесс.
– Что случилось? – ахает Джесс, едва взглянув на меня. Вскакивает и помогает мне сесть. – С тобой что-нибудь? Или с ребенком?
– Я их видела..! – выговариваю я.
– Кого?