— Это опасно? — спросил Клео.
— В какой-то мере да, — кивнул Лин. — Опасно элементом неожиданности… и зависит от того, кто это делает. Если мы или семьсот восемьдесят второй — очень опасно. Потому что за воздействием всегда следует ответ на него. И размер этого ответа зависит от того, кто воздействие проводил. Очень мы не любим это дело. Разве что в ответ. Приходится.
— Обнадёжил, нечего сказать. Можно принять какие-то меры, чтобы предотвратить опасность или снизить её?
— Сначала надо посмотреть на месте, — покачал головой Лин. — Сразу не скажу. По крайней мере, какой-то временной лимит у нас есть.
— Тогда мы ждём вас на Эвене, — заключил Клео.
— Ждите, — покивал Лин. — Авось дождётесь. Но не раньше чем через неделю. Надо немножко привыкнуть жить, а то может выйти конфуз.
Клео поднялся.
— Лин, я очень прошу, поторопитесь. Видишь ли… Он положил на кровать рядом с Рыжим несколько цветков клевера. Белый луговой клевер, самый обычный, такой растёт на всех лугах Терры.
Лин недоумённо посмотрел на Клео.
— Поясни, — попросил он. — Я тебя не понял.
— Эти цветы недавно начали прорастать в Эресе, — пояснил Клео. — Во многих местах, прямо сквозь уличные покрытия. Это даже красиво, ни у кого рука не поднимается от них избавляться. Проблема лишь одна: цветы не могут пускать корни в металле и пластике, а эти делают именно так. Все лаборатории говорят — это невозможно. И мне это очень не нравится, Лин. Очень.
Лин задумался. С сомнением посмотрел на белый клевер, хмыкнул.
— У тебя есть какие-то предположения? — спросил он. — Понимаешь, в своё время Нарелин пел песню… про этот самый клевер. Я её довольно хорошо помню.
— Именно, — сказал Клео. — И предположений у меня нет. Но я не верю в случайности. Возможно, я параноик, но это одно из качеств моей работы, и мне очевидно, что эти цветочки пришли к нам прямо из песни, которая для Нарелина всегда имела единственное значение. Думаю, ты понимаешь какое. А заботиться о его безопасности — моя прямая обязанность.
Лин посмотрел на Клео долгим изучающим взглядом.
— Всё настолько серьёзно, ты думаешь? — спросил он. — Подожди с выводами. Судя по тому о чём мы говорили раньше, это не более чем проекция. Но и не менее…
Клео подался к Лину:
— Рыжий, пойми. Милая песенка про этот самый клевер, — он взял цветки и смял их в пальцах, запачкав перчатки зелёным соком, — не просто одна из его любимых песен. Она была последним, что он спел перед казнью. И его аллюзия на образ этих цветочков лишь одна. Смерть. И вот — именно клевер, именно белый, именно невозможный… Да, я боюсь, Рыжий. Хотел бы я ошибиться!
— Так. — Лин разом посерьёзнел, напускная весёлость тут же куда-то делась. — Клео, пойми простую вещь. Сейчас ни Пятый, ни я ни в чём разобраться просто не сумеем. Не в состоянии. Через несколько дней или вы будете у нас, или мы у вас. Подумаем вместе. Посмотрим. Пока соблюдайте осторожность, хорошо?
Клео поднялся.
— Соблюдаем, — мрачно ответил он. — Мы всё учтём, спасибо. Вы не обязаны нам помогать…
— Но мы периодически вынуждаем вас это делать, — заключил ехидный Лин. — Клео, ты в шантаже никогда не практиковался? Нет? А в вымогательстве?
— В этом у нас специализируется Рауль, — сказал Клео. — А что?
— Значит, он тебя научил, у тебя хорошо получается, — съязвил Лин. — Но для начала рекомендую всё же потренироваться на кошках.
— На кошках? — Клео приподнял бровь, и на пару секунд в его лице проступила растерянность. — В каком смысле?
— Ну берёшь кошку… — начал было Лин, но осёкся, вспомнив, что на Эвене кошки — большая редкость. — Или хотя бы этого пройдоху, Котёнка Фери. Ставишь его в… ну… в общем, ты его ставишь перед фактом. Понимаешь?
Клео впервые за весь разговор улыбнулся.
— Понимаю, — сказал он. — Увы, наш Котёнок уже почти вырос, хотя поставить его иной раз перед… Словом, не помешало бы. Лин, я всё понимаю, но нам больше не к кому обратиться за советом.
— Точно! — сказал Лин со значением. — Именно так ты ему и говоришь. Фери, ты большой парень, и сейчас нам больше не к кому обратиться за советом. И даёшь ему на переделку годовой баланс вашей бухгалтерии. Типа Джовис помешалась, она в Рауля втюрилась и работать не хочет. Остался только он, типа что так.
— Да, это очень смешно, — согласился Клео. — Лин, может быть, прислать Рауля? Вечером он будет свободен и с удовольствием поддержит твой юмор.
— Да нет, не надо, — милостиво позволил Лин. — Мы же приедем… Клео, постоянная жизнь на Эвене плохо на тебя влияет, заметил?
— Что есть «плохо», Лин? — возразил Клео риторически. — Скорее, меня изменяет жизнь вне Эвена… Впрочем, Раулю это по душе.
— Ты превращаешься в гипсовую рыбу, — недовольно произнёс Лин. — Надменную, противную, пыльную, сохлую гипсовую рыбу, и это мне не нравится. Понял?
Клео опустил глаза и молчал несколько секунд. Смутился, что ли?
— Но, Лин, позволь… — начал он.
— Не позволю, — категорически заявил Лин. — Ничего я тебе не позволю!
— Хорошо, — согласился Клео. — Я учту. И вот что, пожалуй…
Он шагнул к Лину и очень быстро — Лин не успел отстраниться — провёл рукой по его волосам. Вернее, хотел провести, но призрачная рука прошла сквозь них.
— Береги себя.
Фигура Клео растворилась в воздухе.
Лин укоризненно покачал головой, затем усмехнулся. Нет, это бесполезно. Клео не переделать, если он что-то вбил себе в голову, это навсегда. Но на Эвене придётся держаться от шефа госбезопасности на «госбезопасном» расстоянии.
— Джовис, — пробормотал он. — Однако. Ей бы ещё косички с ленточками. И воздействие… Господь Вседержитель, это когда-нибудь кончится?
Ответом ему была ватная тишина. Лин тяжко вздохнул, сел в кресло возле туманного окна и крикнул в пространство: — Тон! Меня сегодня выпустят отсюда?
… представление о Системах Контроля закладывает в миропонимание человека такие понятия, как «господство» и «рабство», потому что люди, принимающие на веру существование Систем, тем самым добровольно лишают себя Свободы Выбора. Всё предопределено, всё решено заранее. Именно поэтому мы с негодованием отвергаем факт существования Систем; наша первоочередная задача — сохранение полной Свободы Воли ваших Граждан.
Хуро Наолэ. Из «Обращения к Свободным Гражданам».
Из библиотеки Реджинальда Адветон-Вэн
— Хе-э-э-э-эй! Тяни, тяни!
Солнце ещё не обжигало, но утренняя роса уже сошла на нет под его лучами. В ботинок забился камушек, ногу натирало, но останавливаться было никак нельзя, потому что если остановишься — расплескаешь воду. Хатра не рассердится, она не умеет сердиться, но расстроится.